Спустившись по долине реки Сальвариас, Боэмунд взял Триккалу, а затем направился в Ларису, что недалеко от Эгейского моря. Однако византийцы сумели избежать сражения, и перед Боэмундом замаячила перспектива новой длительной осады. У нормандцев начали заканчиваться припасы, и тут со свежим войском подошел Алексей. Он опять предложил сражение, но теперь это оказалось уловкой. Алексей выманил людей Боэмунда, а небольшой отряд подкрался с тыла и разграбил их лагерь. На следующий день нормандцы потерпели полное, хотя и не окончательное поражение. Застряв глубоко на вражеской территории, когда моральный дух войска упал, а припасы оказались на исходе, Боэмунд был вынужден отступить. В его отсутствие венецианцы захватили Диррахий, лишив нормандцев основной базы на Адриатике. Поэтому нормандцы вернулись в Валону. Однако вскоре была потеряна Кастория, что сделало положение Боэмунда совсем уязвимым. Поэтому он снова отступил – на этот раз в Апулию {211} .

Восстание в Апулии занимало Роберта на протяжении большей части 1082 и 1083 годов. Возможно, он и хотел вернуться к Боэмунду, но внимания требовали неотложные дела на севере – ведь в начале 1084 года Генрих IV наконец захватил Рим. До сих пор Гвискар не имел возможности прислушаться к просьбам папы римского о помощи, но теперь пришло время действовать. Роберт двинулся на север и в конце мая прибыл в оставленный Рим. Здесь он сумел освободить папу, который укрылся в замке Святого Ангела рядом со средневековым городом. Но цена победы оказалась высока. Войска Гвискара сожгли большую часть города, а отношения папы с городской аристократией, уже давно натянутые, так и не восстановились.

Только в октябре Роберт смог снова обратить свой взор на Адриатику: вместе с Боэмундом они начали новое вторжение. Но если первый поход Роберта представлял реальную угрозу для империи, то второй – нет. Алексей уже прочно обосновался в Константинополе и научился управляться с нормандскими нарушителями спокойствия. Роберт явился с большим отрядом, в который на этот раз входили и его младшие сыновья. Первоначально Рожер Борса и его брат Ги отправились с разведывательным отрядом для обеспечения безопасности Валоны, как Боэмунд в 1081 году. Затем с основной армией последовал Роберт, присоединившись к сыновьям между Валоной и Бутротумом. Присутствие Рожера говорит о многом. Это означает, что Гвискар теперь чувствовал: его владения в Южной Италии находятся в большей безопасности и нет необходимости оставлять там сына. Оно было также символом того, что все земли, добытые для Боэмунда, должны оказаться под покровительством Рожера.

Осенние военные кампании всегда были рискованным делом, и в данном случае риск не оправдался. Нормандцы предполагали прорваться к остаткам первого экспедиционного корпуса, который держался в цитадели Корфу с мая 1081 года. Однако первые два месяца после высадки военным действиям мешали штормы. Когда же погода наконец наладилась, Роберт почти сразу же столкнулся с противодействием венецианского и византийского флотов. Как и прежде, Роберту удалось взять верх над врагами, но победа далась дорого: сообщается, что Рожер был ранен. Разобравшись с осаждающими, Роберт снова занял Корфу. Однако на горизонте маячили новые ненастья, и поэтому воспользоваться плодами победы толком не получилось. Таким образом, Роберт оставил флот на зиму на Ахероне, а сам расположился с главными силами в Вонице южнее. Это движение на юг напоминает тактику Боэмунда в 1083 году. Оно говорит о намерении Роберта покинуть на следующий год хорошо защищенную Эгнатиеву дорогу и ударить в наиболее уязвимое место греческой империи {212} .

Каким бы ни был план, обстоятельства оказались сильнее. Содержать большую армию на враждебной территории всегда непросто, а тут еще войско поразила чума. Она унесла многие жизни, а уцелевшие пали духом. Мощь врагов нормандцев неуклонно прибывала, а их собственная армия слабела. Особенно серьезной потерей стал Боэмунд, который заболел так сильно, что ему пришлось вернуться на лечение в Салерно.

Тем не менее летом неустрашимый Роберт двинулся на юг. Первой наградой должна была стать Кефалония, которая открывала путь в Коринфский залив. Передовые силы под командованием Рожера и Сишельгаиты уже захватили столицу острова. Но к тому времени, когда Роберт их встретил, он сам тяжело заболел – возможно, той же чумой, что поразила его армию в зимние месяцы, а может быть, малярией (традиционная летняя болезнь Средиземноморья). Какой бы ни была причина, 17 июля, вскоре после прибытия на остров, Гвискар умер.

Смерть Роберта более чем на поколение положила конец итало-нормандским завоеваниям в Греции и Иллирии. В Апулии и Калабрии возник вакуум власти, который поспешили заполнить Рожер и Сишельгаита. Однако мечта Роберта о Восточной империи продолжила жить в его старшем сыне. Пусть Алексей выиграл первые сражения, но Боэмунд не собирался останавливаться на достигнутом.

Немногие события Средневековья известны лучше, чем штурм Иерусалима 15 июля 1099 года. За три года до этого, вдохновившись проповедями папы римского Урбана II, разношерстная группа искателей приключений приняла обет освободить священный для христианства город от мусульман. Теперь они достигли немыслимого – после тяжких испытаний, в результате которых их численность уменьшилась вчетверо. Успех крестоносцев потряс всю Европу, Северную Африку и Ближний Восток и оставил наследие, которое ощущается по сей день. Современные ученые регулярно пересказывают эту историю либо в триумфальном, либо в сверхкритичном тоне {213} . Однако при этом часто упускается из виду специфический нормандский подтекст Первого крестового похода. Дело не только в том, что большая часть крестоносцев была родом из Нормандии и Южной Италии, но и в том, что само предприятие вдохновлялось предыдущей деятельностью нормандцев. Именно успехи Вильгельма Завоевателя и Роберта Гвискара впервые продемонстрировали западноевропейской аристократии, чего можно достичь, пустившись в рискованные авантюры в чужих землях. Между ранними нормандскими завоеваниями и Первым крестовым походом можно провести прямую связь {214} . Одним из наиболее выдающихся крестоносцев был Боэмунд Тарентский, чьи подвиги оказываются здесь в центре внимания. Будучи лишен богатого наследства в Италии и на Адриатике, он в поисках славы и богатства с энтузиазмом отправился на Восток.

Однако вклад нормандцев не ограничился Боэмундом и его людьми. Другой видной фигурой стал французский граф Раймунд Сен-Жильский (или Раймунд Тулузский), женатый на тот момент на Матильде Сицилийской, двоюродной сестре Боэмунда. Раймунд с завистью следил за успехами Готвилей, а крестовый поход предоставил ему возможность сравняться с ними. Не менее заметны участники похода, связанные с герцогством Нормандия. В первую очередь это Роберт Куртгёз, старший сын Вильгельма Завоевателя, и Одо из Байё. Еще одним заметным участником похода стал двоюродный брат Роберта Куртгёза – Роберт II Фландрский. Этот последний Роберт имел собственные связи с Готвилями, поскольку его сестра вышла замуж за Рожера Борсу. Наконец, два видных крестоносца, братья Готфрид и Балдуин, были младшими сыновьями Евстахия Булонского. А Этьен де Блуа (Стефан Блуаский) – возможно, самый знатный из всех аристократов, присоединившихся к походу, – был женат на дочери Вильгельма Завоевателя Аделе.

Таким образом, примером для рыцарей Первого крестового похода послужили более ранние подвиги нормандцев. Это не означает, что крестоносцев волновали только материальные вопросы. Для большинства участников религиозное рвение и материальная выгода (не говоря уже о славе и почете) представляли две стороны одной медали {215} . Именно это делало предприятие столь заманчивым – оно позволяло рыцарям и прочей знати отправиться на поиски счастья во имя Бога. Вильгельм Завоеватель когда-то добивался от папы одобрения вторжения в Англию; Гвискар и Рожер аналогичным образом позиционировали свои сицилийские кампании – как защиту веры и расширение влияния христианства. Крестовые походы стали продолжением этой практики, и одобрение папы теперь играло решающую роль.