Не менее важны были и политические события. В 1113 году Балдуин Иерусалимский – тот самый Балдуин, который начинал как граф Эдессы, – женится на Аделаиде Савонской (Аделазии дель Васто), вдовствующей графине Сицилии (бывшей жене Рожера I Сицилийского и матери Рожера II). Балдуин долгое время поддерживал хорошие отношения с нормандцами. Он был сыном Евстахия Булонского, а его первая жена была нормандкой Годеверой (в других источниках – Годегильдой) де Тосни. Союз с Аделаидой обещал распространить эти контакты на нормандцев Италии. По условиям этого брака дети Балдуина от Аделаиды становились его преемниками в Иерусалимском королевстве, в противном же случае трон переходил к взрослому сыну Аделаиды Рожеру II Сицилийскому. Последнее было крайне важно. В то время Аделаида была уже не молода (минимум под 40 лет), а у Балдуина вообще не имелось собственных детей, так что иерусалимский трон с большой вероятностью вскоре освобождался.

И все же итальянское влияние на Святой земле оказалось мимолетным. Зимой 1116/17 года Балдуин тяжело заболел. Перед лицом возможной скорой кончины монарха местная знать объединилась, чтобы не отдавать престол Рожеру II, предпочтя старшего брата Балдуина – Евстахия III Булонского (который тоже некогда был крестоносцем). Сам Балдуин, похоже, был согласен с таким планом – из-за натянутых отношений с Аделаидой, а вскоре после выздоровления попросту выгнал ее, не вернув богатое приданое [32] . Историк Гийом Тирский сообщает, что тогда Рожер II «воспылал неугасимой ненавистью к королевству и его жителям», которая продолжилась в его наследниках {231} . Если в некоторых частях Европы семейной чертой стало стремление участвовать в крестовых походах, то на Сицилии таким же наследственным оказалось недоверие к ним.

Не менее значимую роль сыграло развитие событий в самой Антиохии. Когда в 1130 году умер сын и наследник Боэмунда Боэмунд II, там возникло состояние неопределенности [33] . Молодому принцу было чуть больше 20, и после него осталась только двухлетняя дочь Констанция. Чтобы стабилизировать ситуацию, через несколько лет ее выдали замуж за Раймунда де Пуатье – внучатого племянника Раймунда Сен-Жильского, что существенно изменило политическую ориентацию княжества. Показателен тот факт, что Констанция и Раймунд отказались от притязаний на Таранто, изначальное апулийское владение Боэмунда, которое он и его сын так старательно оберегали. Однако точно так же, как не стоит преувеличивать раннее нормандское влияние, не следует недооценивать его долговечность. Большинство первых пришельцев остались на Востоке – как в Антиохии, так и в Иерусалиме, и нет каких-то свидетельств того, что туда хлынули волной люди из Пуату, связанные с Раймундом. Действительно, этот брак скорее сделал Раймунда Готвилем, нежели Констанцию – пуатевенкой, и их старший сын носил явно итало-нормандское имя Боэмунд {232} .

Точный вклад нормандцев в завоевание Святой земли трудно оценить. Как минимум с конца X века нормандская и французская национальная принадлежность не имели четкого разграничения. Как современный житель Лидса может быть одновременно гордым йоркширцем и англичанином, так и в те времена можно было считаться и нормандцем, и французом (или франком). Византийские источники всегда называли нормандцев франками (так же как английские документы именовали их французами), и то же самое делали и арабские источники. Сами крестоносцы называли себя как раз франками. Многие из них родились во Франции, а остальные говорили в основном на романских языках и претендовали на франкское происхождение. В этом смысле мало что отличало Роберта Куртгёза от Балдуина Булонского, а нормандское влияние – от французского (или даже итальянского).

Как и следовало ожидать, на завоевании Антиохии Боэмунд не остановился. В результате интриг он не только получил главный приз в виде княжества, но и нажил себе заклятого врага. Еще совсем недавно, в 1078 году, Антиохия находилась в руках Византии, и Алексей не собирался мириться с изменой нормандцев. Со своей стороны, Боэмунд продолжал строить планы в отношении Восточной империи. Первые годы после 1098-го ушли на закрепление на территории, а в августе 1100 года Боэмунд неожиданно потерпел поражение от Данышменда Гази и попал к нему в плен. Пока шли долгие переговоры об освобождении, Антиохией умело правил его племянник Танкред. Когда в 1103 году Боэмунд вернулся, продолжить расширение своих владений у него не получилось. После еще одного поражения от турок летом 1104 года князь решил сменить тактику.

Боэмунд отправился во Францию, где начал собирать войско для «крестового похода» против Алексея – отчасти в ответ на вызов, брошенный империей его новому государству. Алексей был непосредственным соседом Боэмунда на западе и добивался возвращения Антиохии, которую считал (не без оснований) принадлежащей ему по праву. Такой шаг Боэмунда также отражает его давние устремления: еще в начале 1080-х годов они с отцом пытались захватить Константинополь, а в 1096–1097 годах он еще раз нападал на Алексея. Теперь Боэмунд предпринял последнюю попытку свергнуть византийского императора. К успешным крестоносцам, вернувшимся в Европу, относились с трепетом и почтением, и Боэмунд не был исключением. Крестовый поход значительно укрепил его и без того солидную репутацию, так что вербовка новых крестоносцев шла успешно. Ему также удалось получить руку Констанции, дочери французского короля Филиппа I {233} .

К 1107 году Боэмунд был готов сделать свой ход. У него остались незаконченные дела с Алексеем. Вместо того чтобы вернуться в Антиохию и ударить по соседним византийским территориям к северу и западу от его княжества, он напал на империю со стороны Адриатики, как и четверть века назад. Боэмунд снова заявлял, что действует от имени истинного византийского императора, на этот раз – мнимого сына Романа IV Диогена. По-видимому, на этот раз армия Боэмунда была больше, но удача от этого не повернулась к нему лицом {234} . В отличие от 1082 года, теперь Алексей действовал с позиции силы. Боэмунд отправился из Бриндизи и в начале октября высадился в Олоне. Разорив местность, он приготовился осадить Диррахий. Однако год шел к концу, а потому всерьез начать осаду можно было только следующей весной. К тому моменту Алексей уже подготовился к защите. Император с большим войском двинулся на запад из Салоник, но не стал устраивать сражение, а окружил нормандцев, стоявших под городскими стенами. Так охотник стал добычей.

Алексей, очевидно, усвоил уроки предыдущих столкновений. Нормандцев было трудно победить в бою, но достаточно легко перехитрить. Вскоре ситуация для Боэмунда и его людей стала отчаянной. К концу лета он был вынужден просить мира. В результате Девольского договора (по названию крепости Девол, где он был заключен) Боэмунд удовлетворил почти все требования Алексея, признав византийский вассалитет и отдав спорные территории в Киликии. Для гордого Готвиля это было унизительно. Он не стал возвращаться в Антиохию и смотреть, как город переходит в руки Византии, а направился в Южную Италию, где и умер через три года. Таким образом он напоследок подпортил жизнь Алексею: это означало, что условия договора не были выполнены. В Антиохии продолжал править племянник Боэмунда Танкред, а позже власть забрал его собственный сын Боэмунд II. И пусть Боэмунд умер проигравшим, его наследие продолжало жить. Антиохийское княжество оказалось одним из наиболее долговечных государств крестоносцев и влияло на политику и общество Ближнего Востока до конца XIII века. В то же время соратники Боэмунда Готвили оставались мощной силой в Центральном Средиземноморье. Вопрос был только в том, где они нанесут следующий удар.