Шрифт:
Чем больше он говорил, тем сомнительнее казалась подобная перспектива. Надо, что ли, прочитать про эту традицию…
— Спасибо! — пискнула я и двинулась на выход.
Дверь с табличкой «Секретариат» уже видела, когда искала назначенный зал заседаний, вернулась туда, забрала копию своего дела и направилась в отель. Влажный весенний воздух забрался под капюшон и сорвал его с головы. Волосы тут же осыпало мелким весенним дождём. Погодка шикарная — под такую только грипп нагуливать. На улицах стало совсем мокро — лужи стояли и на тротуарах, и на проезжей части, поэтому приходилось скорее прыгать, чем идти шагом.
Добравшись до комнаты, я первым делом открыла коробку с конфетами и съела две штуки. Оставалось ещё две. Хорошо бы узнать у Ваендис, где их продают, но встречаться с ней не очень-то хочется. Может, просто по кондитерским побродить?
Повертев коробку в руках, никакой информации о производителе не обнаружила. Ладно, спрошу у портье. Настроение взметнулось на недосягаемую высоту. Всё-таки я молодец. Смогла грамотно составить заявления, может, ещё и компенсацию какую-нибудь выбью из «Воздушного пути».
Пообедав, я нашла в отельной библиотеке книжку о «Багровом цветке», правда, художественную. Ну и ладно, всё равно интересно.
В моё отсутствие успели поменять постельное бельё, и это сподвигло искупаться, а уже потом завалиться в постель и погрузиться в приключения Фифли. Да, героиню романа зовут чудесным именем Фифли. И надо сказать, с первых строк ясно, что роман нацелен на мужскую аудиторию. Во-первых, в каждой главе Фифли трепещет, а её высокая грудь вздымается с такой амплитудой, что начинаешь опасаться за сохранность нижней челюсти девицы. Во-вторых, она ровным счётом ничего не делает сама. Она просто есть. Вокруг снуют толпы поклонников (естественно, коварных, беспринципных и ценящих Фифли исключительно за её рельефность и вместительность) и главный герой (естественно, хороший, умный и порядочный, полюбивший Фифли за её менее очевидные глубины богатого внутреннего мира, которому в книге, правда, не уделено ни слова). В-третьих, такого количества оружейных терминов и кровавых подробностей ни один дамский роман в себе содержать просто не может. Композиция каждой главы состоит из разбора испытания, детального описания доспехов и клинков-секир-кортиков всех ста участников, зрелищного боевого действа, в результате которого десять процентов претендентов умирает, оросив песок арены алыми фонтанами крови, а завершается многословной сценой, обязательно включающей вздымающуюся грудь, приоткрытый ротик и нежные вздохи Фифли.
Книга была настолько интересная и захватывающая, что я постепенно начала зевать, перелистывая страницы с описанием какого-то совершенно невероятного наплечника, а потом и вовсе задремала, да так и проспала до самого утра.
Из объятий сна вырвал громкий стук в дверь. Решив, что это портье, я подскочила к ней в одной пижаме и распахнула на всю ширину.
И замерла от неожиданности при виде незваного гостя.
Глава 18. Не очень званый гость
— Что ты здесь делаешь? — нахмурилась я, воинственно упирая руки в бока.
— Лиза, ненаглядная, нам очень о многом нужно поговорить. Пожалуйста, выслушай меня.
Мейер откинул с головы мокрый капюшон и посмотрел на меня виновато и просяще. Ага, раскаялся, вредитель! А я, между прочим, теперь обижена отсюда и до Парижа. И вообще… Мне уже не надо! Я за кого-нибудь другого замуж пойду. Или даже назло всем не пойду ни за кого.
В глазах Мейера горела боль. Захотелось протянуть руку и погладить его по лицу. Утешить. Но я себя одёрнула. Никто ему не виноват. У него, в отличие от меня, выбор был всегда. И он выбрал меня оставить, а не выяснять вместе, что произошло.
— А я думала, что ты мне уже всё сказал, — скрестила я руки на груди и выгнула бровь, сделав максимально ехидное лицо. — Я имею в виду пассаж о том, как мы не сможем быть вместе, потому что я изменница и лгунья. Ты не поверишь, но с того момента ничего не поменялось, так что я не очень понимаю, зачем ты здесь.
— Я могу войти? — вздохнул он. — Мне не хочется обсуждать такие вопросы в коридоре.
С одной стороны, я жутко зла и обижена на него, и нечего ему внимание уделять.
С другой — он, разумеется, прав. Не дело такие разговоры в коридорах вести, да и послушать интересно. Нет ничего приятнее, чем раскаявшийся бывший. Если бы это раскаяние можно было по бутылкам разливать, то девицы за него платили бы заоблачные суммы, «Вдова Клико» и рядом не стояла бы. А бутылкой потом можно этого бывшего и по голове треснуть, потому что одного раскаяния мало, нужна ещё и моральная компенсация.
— Входи. Надеюсь, надолго ты не задержишься, — я посторонилась, пропуская его, а потом язвительно спросила: — Так что, Мейер, не получилось меня купить, и ты сам пришёл? Или просто новую переселенку не выдали?
Чем дольше на него смотрела, тем сильнее злилась. Если б не его прихоть, я бы ни на какой Вилерии не оказалась, и всех этих проблем избежала бы. Жила бы своей прекрасной скучной жизнью без дирижаблей и приключений, зато с вай-фаем, рафаэлками и вечерними семейными просмотрами сериальчиков.
И да, я жутко устала доказывать, что не верблюд и не енот. Стадия, во время которой хотелось приносить клятвы и делать что угодно, лишь бы Мейер меня послушал, прошла. Конечно, сердце всё ещё болезненно сжималось от воспоминаний, но это не повод позволять вытирать об себя ноги.
Мейер вошёл внутрь комнаты и закрыл за собой дверь. Снял мокрый плащ и повесил его на стул. Сделал шаг ко мне, но я демонстративно отступила назад.
— Лиза, я должен попросить прощения. За недоверие, за колкие слова, за обвинения. Но особенно — за то, что верил другим, а не тебе. Я знаю, что ты не Лалисса Гленнвайсская, и знаю, что заразил тебя сам.