Дверь мастерской растворилась без стука. На пороге стояла портниха мадам Прим.

— Колет, детка. Я сегодня очень занята. Её светлость заказала перламутр для нового платья, как назло, не везут. Придётся самой забрать. Так что ты сегодня одна.

— Хорошо, мадам Прим.– девушка скромно опустила глаза.

— Это не всё. Его светлость сегодня прибудет домой. Я хочу, чтобы ты сняла мерки чулок и панталон.

— Но мадам… Его светлость ведь мужчина.– Щёки девушки стали, пунцовые при этих словах.– Разве я могу…

— Даже не начинай. Вот.– портниха протянула небольшую записную книгу.– Ты умеешь писать?

– Да. Я окончила начальную народную школу. Там научили и читать, и писать.– щёки девушки зарделись вновь, но уже не от стыда.– Хотя папа и говорил, о ненадобности знаний наук для девочки.

— Вот и хорошо. Снимешь мерки и занесёшь сюда. Это теперь твоё.

На стол легла тонкая тетрадь без переплёта. Обложку заменял тонкий лист дерева, обшитый кусочками ткани. Листы, сшиты между собой толстой нитью. Вместо пера, стержень графита, зажатый между двух концов ращеплёной палочки.

— Как только его светлость будет готов, тебя позовут.

Пространство поплыло в белом тумане.

Камердинер проводил девушку в господские покои. Боясь даже лишний раз вздохнуть, Колет делала первые шаги в личную гостиную сеньора. Не поднимая взгляда, снимала мерки с господина, записывая их в книжицу. Она не видела, как взгляд сеньора, говорит заинтересованностью. И явно не как к мастерице.

Склонившись над девушкой, холёной ладонью приподнял её лицо к себе. Глаза цвета неба и грозовых туч встретились. Девушка шумно выдохнула.

Ещё никогда она не видела столь красивых мужчин. Тёмно-каштановые волосы, свободно обрамляющие лицо. Синие глаза, тонкие губы, хищный нос и тяжёлый подбородок с аккуратной ямочкой.

— Как тебя зовут?

— Колет, ваша светлость.– её голос легка охрип от волнения.

— Колет.– повторил он, будто пробуя каждую букву на вкус.

Мгновение и они любят друг друга. Шёлковые простыни господской постели ласкают обнажённые тела. Девушка сидит сверху, аккуратная грудь колышется в такт движениям. Мужская ладонь сжимает ягодицу до боли. Наслаждение накрывает с головой.

— Любимый.– срывается шёпот с губ девушки, обмякшей на мужской груди. Чтобы произнести признание, понадобилось всего полгода.

А на утро в мастерскую ворвалась стража.

— Колет Лаборде вы обвиняетесь в ведьмовстве.

Грубые верёвки туго связали руки. От резких движений чепец слетел с головы, белые волосы укрыли фигурку облачным водопадом. Из груди стражников вырвался вздох восхищения.

— Не смотреть.– рявкнул глава стражи, укрывая девушку платком, сдёрнутым со стула.– Ей того и нужно, чтобы вас околдовать.

Тюремная камера запоминилачсь смутно, утопая в мареве боли. Пересохшие и потрескавшиеся до крови губы шепчут признание. Да ведьма, да колдовала.

Первым свидетелем обвинения оказалась жена графа. Патриция Деламорт.

— Вошла в доверие и околдовала мужа. Он совсем голову потерял. Даже дарил ей дорогие ткани и духи. Эта куртизанка, не стесняясь, носила их.

Следующий свидетель мадам Прим.

— Ведьма чистой воды, вот вам крест.– женщина боязливо перекрестилась.– Вы посмотрите, какие она кружева плетёт.– на стол судьи упала тонка паутина кружева из молочно-белых нитей.– А ведь когда пришла, даже иглу нормально держать не могла. Без тёмных сил не обошлось. А ещё у неё клеймо ведьминское на бедре. Сама видела.

Колет их не слушала, тихо покачивалась на лавке. Её разум был далеко, там, где цветут сады весной, а мама поёт тихую песенку про Марго и башмачки. Но с последним свидетелем сознание вернуло Колет в мир боли и страха. На кафедру ступил сам граф Грегори Деламорт.

— Ведьма.– красивое лицо мужчины, покаянно опущено.– Околдовала. Заворожила. Наготой завлекла, заставив согрешить. Будто за верёвочку вела, укладывая в постель. Творила постыдные вещи, танцуя ритуальные танцы нагишом.

Боль разрывается в душе Колет. До последнего она надеялась, придёт и спасёт. Говорил о любви, о готовности бросить мир к её ногам. Безумие от пережитого топит сознание. С губ девушки срывался смешок. А потом ещё, и ещё. По судебному залу разлетаелся звонкий смех. Голова запрокинута к потолку. Она смеётся, а из глаз бегут горькие слёзы.

— Ведьма!– шепчутся присяжные.

— Ведьма!– звонко вторит им голос девушки, отскакивая от стен зала.

На рассвете скрипучая повозка по улицам Парижа везла к месту казни молодую заключоную. Её юность и красоту не смогли скрыть не тюремная грязь, ни запёкшаяся кровь от ударов, не широкая рубаха заключённых. От дуновения ветерка грубая ткань обвивала тонкую фигурку, обрисовывая тело. Обнимая прутья клетки, девушка тихо напевала одни и те же строки.

— Шла дорогой, шла тропинкой,