Шла и повстречала принца —

Топ-топ-топ Марго,

В этаких сабо.

Он сказал, что всех я краше,

Он мне дал букет ромашек —

Топ-топ-топ Марго,

В этаких сабо.

Если расцветут ромашки,

Я принцессой стану завтра —

Топ-топ-топ Марго,

В этаких сабо.

Если мой букет завянет,

Ничего со мной не станет —

Топ-топ-топ Марго,

В этаких сабо.

Пение едва дрожащего голоса, напоминало панихиду, которая не прозвучит по её душу.

Медленно повозка приблизилась к столбу, обложеному хворостом. Жёсткие руки палача приковали цепью к столбу. Аккуратно вязали руки и ноги. Монотонно голос священника читал молитву. А после приговор. Сожжение за колдовство.

— Последнее желание?

— Воды.– шепчут потрескавшиеся губы.

Вечером накануне пустили попрощаться мать. Как она этого добилась, Колет даже не подозревала. Было больно смотреть в её глаза. Цветущая женщина постарела. В пышных каштановых кудрях заблестели седые пряди. А лицо усыпали скорбные морщинки.

— Прости меня…– по щекам матери побежали горькие слёзы. А вот у Колет их больше не осталось. Только безумие.– Прости, что не уберегла.

Утешая мать, которой предстоит увидеть смерть дитя, нет смысла. И Колет лишь тихо впитывала горечь материнских объятий.

— Проси воды перед смертью.

Девушка не спрасила зачем. Если так необходимо она выполнит волю родительницы.

Губ каснулись плошка. Вкус у воды горьковатый, терпкий. Колет попыталась отвернуться. Но руки палача удержали плошку у губ.

— Пей, девка.– шепчет палач.– Лучше потонуть в дурмане.

И девушка пьёт. Жадно будто и не пила вовсе воды никогда. А в голове кружатся последние слова любимого: "Молись, ведьма, ибо в вере и раскаяние, спасения."

Кто-то ещё что-то говорит. Колет не слышит. В дурмане, кружащем голову, она видит лишь глаза цвета грозового неба. Внутри так хорошо и радостно. Хочется петь и танцевать. Ещё лучше делится с миром своей радостью и теплом.

Впервые за много лет инквизиторского костра ведьма не плакала и не проклинала. Из гулкого пламени костра доносился смех, вселяющий в души, смотрящих страх.

Я не успела сделать и вдоха, как меня вновь обрушились другие воспоминания.

Царская Россия. Просковья.

Крепостной театр. На сцене девушка. Рыжая коса уложена короной вокруг головы, зелёные глаза горят азартом. Пышная грудь, осиная талия, крутые бёдра укрытые концертным платьем. Чистым голосом поёт оперу Домеро "Лоретта".

Со столь очаровательного зрелища не сводил глаз приезжий гость хозяина поместья.

— Платон Ильич. Скажете, сколько будет стоить ваша певичка?

— Помилуйте, Святослав Борисович. Этакую красоту я предпочту оставить при себе. Девка только в возраст вошла. А голос то какой.

— Три тысячи рублями.

— Эээ. Нет. За три тысячи могу ту, что постарше.– мужчина указал на молодую женщину, выглядывающую из-за кулис.– Ух, как хороша.

Девушка, выглядывающая из-за кулис и вправду прекрасна, но в первой чувствовался огонь.

— Хорошо пять тысяч и по рукам.– подумав, всё же согласился хозяин.

Ближе к обеду следующего дня повозка увозила новое приобретение. Девушка ехала в повозке, маша на прощание своему единственному родному человеку деду Акакию. Как ни печально, а видела своего деда, Прасковья в последний раз. Наврядли доведётся побывать в родных краях.

Прасковья прекрасно понимала, зачем её выкупили. Глупой она не была и знала, как баре любят окружать себя красивыми девками. Да вот только поделать, что-либо с этим не могла. Хорошо барин попался молодой да красивый не то что прежний.

Прасковья украдкой бросила взгляд на барина. Уверенно держащийся в седле. Статный, большой как медведь. Лицо гладко выбрито, русые волосы и серые глаза. Тяжёлый подбородок и хмурый взгляд из-под бровей. Русский богатырь не иначе. Может и неплохо всё выйдет.

Прасковья не первый раз в барской спальне. Здесь ей уже всё знакомо. Медвежья шкура с креслом у очага, исполинских размеров ложе, дорогие узорчатые ковры и стены, увешанные старинным оружием. И не впервые раз она пела у ног барина. Святослав страсть как любил слушать звенящий голос певицы. Он сравнивал его с плачем заморской скрипки, выворачивающей душу наизнанку.

Она полюбила томные, полные неги и ласк ночи. Только для него пел её голос. О былинных богатырях и прекрасных девах, ждущих их. Сама сочиняла сказки для любимого, сама же их пела. Сегодня также хотела спеть. Не о любви. Колыбельную.