Аментет вошла в величественный зал дворца Анубиса последней. В центре её уже ждали Сет и Анубис, а напротив них – Кейфл и Атсу.

– Встаньте все ближе. Мы не знаем, как на перемещения в Дуате повлияло его закрытие, – приказал Каратель.

– Просто скажи честно, племянник, что ты соскучился по теплу смертных тел, – ухмыльнулся Сет.

Анубис проигнорировал его слова и властно кивнул смертным, чтобы те поспешили.

– Вы не объясните подробнее, к кому мы отправляемся? – выбрав для вопроса мягкую оправу, Ифе с тревогой ожидала реакции богов.

«Хоть что-то, но мне нужно знать перед встречей с ещё одной богиней».

– К моей матери, – отрывисто ответил Каратель.

– Да, но я имела в виду не совсем это…

Девушку прервал Сет:

– Не переживай, маленькая аментет, она ничего не сможет тебе сделать.

– Но…

Прежде, чем она успела что-то добавить или возразить, Анубис поднял посох, от которого разошлось зелёное сияние. Ифе с удивлением поняла, что на его лице вновь появилась хищная маска.

Сет шагнул вплотную к племяннику, добавляя своей алой силы. Аментет бросила взгляд на Кейфла, который напряжённо смотрел прямо перед собой. «Перемещение вот-вот начнётся… Я должна быть ближе». Уже чувствуя, как зал расплывается перед глазами, Ифе кинулась вперёд. Краем глаза Кейфл заметил её движение и инстинктивно протянул руку.

Как же ей хотелось обхватить его ладонь! Но холодность принца в комнате и тот незримый барьер, что он внезапно возвёл между ними, заставили девушку замереть.

И вместо Кейфла её локоть сжала прохладная рука Карателя.

Он не мог точно сказать себе, зачем это сделал. Ифе инстинктивно, ведомая тревогой, прижалась к богу, а в следующий миг всё вокруг стало тьмой, в которой переплетались бесчисленные всполохи всех сил мироздания. Эта тьма была такой же, как в мгновения её первого переноса в мир смертных.

– Если мы здесь, почему не можем вернуться в ТаКемет?! – девушка даже не поняла, что задала вопрос вслух.

Она не видела лица Анубиса из-за маски, но ощутила, как он сжал её руку чуть крепче.

– Мы меж мирами, но только на уровне Дуата. И путь обратно открыт лишь в него. Для умерших душ так было всегда. А для нас, богов, стало сейчас.

Ифе с трудом понимала, что он имел в виду, но больше говорить не могла. Окружающее пространство давило своей бесконечностью, а вспышки слепили глаза. Она не видела поблизости ни Сета, ни Кейфла, ни Атсу. Её мир сузился до прохладного прикосновения руки бога. И аментет закрыла глаза, сосредотачиваясь на этом чувстве.

В какой-то момент его стало мало. Она дёрнулась, прижимаясь к груди Карателя, ища уверенность, стабильность в пространстве, которое для её смертного разума было выше понимания. Анубис напрягся – Ифе чувствовала его мышцы под одеянием.

«Безумная», – думал бог. Он отпустил её руку, невзирая на то, что девушка протестующе дёрнулась, но лишь для того, чтобы обхватить её за плечи, удерживая подле себя.

– И я безумен.

Анубис позволил ей услышать эти слова, пусть Ифе пока не могла понять их смысл.

Мелькнули последние яркие всполохи, и медленное дыхание девушки сбилось от резкого рывка.

Последним, что она увидела, было лицо Кейфла, мелькнувшее во тьме. Его широко распахнутые светлые глаза, прикованные к руке Карателя, лежащей на её спине, были полны какой-то эмоции. Ифе не могла назвать её злостью. То было непонимание, смешанное с удивлением. Возможно, негодование. Быть может, зависть.

«Ревность, – вспомнила она точное описание. – Так должна выглядеть ревность».

А следом наступила тьма.

Открыв глаза, Ифе удивлённо проморгалась. Анубис уже отступил от неё, и она остро почувствовала беззащитность.

С тревогой осматриваясь вокруг, Ифе поняла, что они оказались в саду перед виллой. Казалось бы, что необычного? Сама история её новой жизни началась с похожего места. Вот только от этого сада исходило ощущение безысходности. Отчаяния. Мёртвые растения, растрескавшаяся бесцветная земля. Сладковатый запах гниения, заставивший девушку прижать ладонь ко рту.

Сад под тёмным небом Дуата давно увял и теперь являл собой поистине скорбное зрелище.

– Где мы? – шёпот Ифе показался ей слишком громким в гнетущей тишине, окутавшей всё вокруг.

– Здравствуй.

Ифе быстро взглянула, куда был направлен взгляд Карателя и кого он приветствовал.

У входа на виллу, рядом с обветшалыми колоннами, стояла вычурно-золотая кушетка, которая казалась не украшением, а насмешкой над жалким садом. На ней полулежала взрослая темноволосая женщина, одетая в слишком большой для неё чёрный балахон. На её нездорово худых запястьях болтались золотые браслеты с бирюзой, а голову украшал тонкий бисерный венец. Лицо женщины можно было бы назвать красивым, если бы не глубокие тени, залегшие под большими зелёными глазами и придающие виду усталость.