Атсу не хватило сил, чтобы ответить. Его слишком душили слёзы.

– Вам пора, – прошептала Шани, с трудом отталкивая брата.

Ифе уже стояла у берега, и Амт в очередной раз напоминала ей:

– Помни, тебе нужно напитать Хапи силой своей души, но не растратить её полностью.

Чувствуя дрожь, подбирающуюся к рукам, девушка шагнула в воду. «Помоги мне, Хапи…» – молилась она.

План, родившийся впопыхах, основанный на обрывочных словах маа-херу и частичных воспоминаниях Исиды, которые смогла собрать Амт, казался всё более невозможным. Но кое-что всё равно заставляло Ифе попытаться.

Желание, которое из раза в раз толкало её на преодоление невозможного. Желание, всё чаще отдающее горечью на губах. Желание жить.

– Я хочу жить, – прошептала она срывающимся голосом.

Крылья обожгли руки, и Ифе упала в воду.

– Хапи, что связывает миры, что даёт жизнь и отбирает её… – бормотала она.

Водоросли и стебли лотосов, которых никогда не касалось солнце, оплетали аментет, не желая отпускать.

– Отпусти меня. Отпусти тех, кто хочет уйти со мной.

Девушка приняла тепло, что давали ей крылья. Она больше не связывала их с Осирисом, с даром или проклятием. В тот момент они были просто её частью – проводником души.

Аментет позволила их теплу уйти в воду.

«Ты ведь была до богов. И будешь после, – обращалась она к ней. – Тебе нет дела до наших душ, главное, чтобы само мироздание продолжало сплетаться. Так что тебе стоит отпустить нас?»

Ифе слышала, как в воду погрузились её спутники и Амт.

Она смутно помнила эти строки. Кто пел их ей? Возможно, Мив, когда она обронила в лавке подарок Сета. Быть может, кто-то другой – давно забытый.

Сесен.

Она была им. Вновь стремилась к жизни. Но в этот раз, возрождаясь, испытывала иные эмоции. Они были темнее.

Потому что Ифе уже знала, что в жизни был не только свет.

Под веками мелькали уже знакомые всполохи пространства меж мирами. Девушка всё ещё чувствовала прохладу воды на коже, но на этот раз ощущение собственного тела покинуло её быстро, и даже вспышки скрылись во тьме.

Лишь боги оставались в сознании до самого конца, хотя и для них всё померкло в момент разрыва границы жизни и смерти.

Это был неестественный путь. Но река Хапи и само мироздание, казалось, понимали, что иного выбора нет. Они пропускали тех, кто воспользовался лазейкой без права. Они позволили смерти смешаться с жизнью и бессмертием.

– Нет! Нет! Нет! – разгневанная богиня вскочила с трона. – Я вас уничтожу! Если Дуат вам не тюрьма, то я…

Она бросилась к выходу из зала, но не успела сделать и двух шагов, как сияющий ржавым светом портал за её спиной вспыхнул.

Тело Селкет перестало её слушаться. По залу пронёсся шёпот, шелестящий, как песок.

Куда ты собралась, девочка? Мы же договаривались…

– Я… Их надо остановить! Они возвращаются… – в её голосе никто и никогда не слышал страх, но сейчас он был единственным, что осталось.

Останови. Чужими руками.

Ты не можешь от меня уйти. Теперь мы – одно целое.

Голос стих, и богиня рухнула на колени. Только спустя долгие мгновения она смогла подняться, чтобы вернуться к трону.

Селкет наклонилась, шепча одному из скорпионов на нём:

– Ползи к смертному фараону. Скажи, что время его хекау пришло.

Из теней зала послышался голос Одайона.

– Почему не я?

– Ты подвёл меня, – прошипела Селкет. – Позволил им получить копьё. Я не в обиде, но Он сказал пока придержать тебя поблизости. Поэтому грязную работу пусть попытается сделать наш милый Хафур.

– Будут ли иные указания для меня? – спокойно спросил разбойник.

Селкет кивнула. Слишком дёргано даже для себя.

– Да. Приведи кого-нибудь из наших пленников. Нун голоден.

Одайон, не говоря больше ни слова, быстро покинул зал.

Он, как никто другой, знал, что когда первозданный хаос голоден – его терпение лучше было не испытывать.