Шрифт:
Эди училась в восьмом классе, когда впервые встретила Грэма. Она сидела в одиночестве в столовой школы Оук-Хилл. Ее вполне устраивали альбом и карандаши, она почти не обращала внимания на суету вокруг, пока кто-то не сел напротив нее за стол. Она не отрывалась от рисования, подумав, что кто-то просто ошибся столиком. Но человек не уходил.
Наконец она подняла глаза. Новенький. Почти все в Оук-Хилл учились вместе с горшка, так что новенькие выделялись. Хотя с его иссиня-черными волосами, постоянно меняющимися татуировками под рукавами форменных рубашек, этот парень выделялся больше обычного. Говорили, что он уже имел проблемы с директором из-за того, что его волосы достают до воротничка рубашки, но похоже, его это не беспокоило.
Эди застыла, ожидая, что мальчик-мираж исчезнет, но он не исчез. Просто сидел и рассматривал ее рисунки.
– Над чем работаешь? – Он кивнул на ее альбом.
– Эм, ни над чем, вообще-то.
Она попыталась закрыть лист рукой, но он подвинул альбом к себе.
– Это чертеж? – Он проследил пальцем контуры: черные линии, разделяющие разные комнаты ее дома, и синие линии там, где она предлагала двигать стены и открытые пространства. – У тебя хорошо получилось. Я думал, ты тут рисуешь натюрморт или еще что.
Эди уставилась на него. Он наблюдал за ней?
– Ну, знаешь, натюрморт? Миска с фруктами или еще что-то.
Она фыркнула.
– Я знаю, что такое натюрморт. Но у меня нет миски с фруктами.
Он улыбнулся ленивой полуулыбкой.
– Знаю. Это было просто предположение. Так для чего этот чертеж?
– Это просто для папы. Он перестраивает кухню и попросил меня начертить планировку.
– Серьезно? Он попросил тебя? Не обижайся. – Он поднял руки. – Потому что это очень хорошо.
Она пожала плечами.
– Он строитель. И он знает, что я люблю рисовать.
Прозвенел звонок, и они оба встали. Она убрала карандаши в пенал и сунула альбом в сумку. Мальчик взял ее поднос.
– Спасибо, – сказала она.
– Без проблем. Я тоже немного рисую. Хочу быть архитектором, как папа.
– Правда? Я тоже об этом думала.
Она никому этого не говорила – даже не была уверена, что это правда, – но сказать вслух этому мальчику было приятно.
– Имеет смысл. – Он выбросил ее мусор в контейнер и положил поднос на стопку таких же. – Ты уже рисуешь чертежи.
Они направились к двойным дверям, но не успели толкнуть их, как вошел Мак.
– О, привет, – кивнул он ей. – Я как раз искал тебя. – Он заметил, с кем она, и улыбнулся. – Вижу, вы уже познакомились. Это здорово.
Она переводила взгляд с одного на другого.
– Вы знакомы?
– Да. Это Грэм. – Мак пожал плечами, как будто это все объясняло. – Мой друг из лагеря. Я тебе рассказывал про него.
Мак говорил, что его друг по лагерю «Вудпайн» переезжает в Мобил из Миссисипи, но Эди ожидала кого-то похожего на Мака с его мягкими волосами, веснушками и общей застенчивостью. Он был любимчиком Оук-Хилл. Грэм таким не выглядел.
– Так ты Эди Мака, – медленно протянул Грэм, как будто увидел ее другими глазами.
– Я просто Эди. – Она бросила взгляд на Мака, который продолжал улыбаться. – А ты друг Мака.
– Просто Грэм. – Он толкнул кулаком в плечо Мака. – Но да. Мы познакомились сколько? Четыре или пять лет назад?
Мак кивнул.
– Мне пришлось спать на верхней койке над ним. Всю ночь не давал спать своим храпом.
Не то чтобы они с Маком встречались – им было по тринадцать лет. Тогда никто не встречался по-настоящему. Но все знали, что они близки. Их дружба укрепилась много лет назад во время танцев вокруг майского шеста при подготовке к школьному весеннему фестивалю. Другие друзья приходили и уходили, но их дружба оставалась неизменной и только недавно начала прощупывать почву чего-то большего.
И даже при этом то, как колотилось ее сердце, когда Грэм стоял рядом, казалось странно нехорошо по отношению к Маку. Как будто она его предает, хотя пока даже нечего было предавать.
Грэм зацепил большими пальцами лямки рюкзака и сцепил пальцы на груди. Синяя татуировка в виде каната с якорем вилась вниз от рукава рубашки к локтю.
– Мне нравится твоя татуировка, – сказала она.
И снова эта ленивая улыбка.
– Спасибо. – Он толкнул бедром дверь столовой. – Идем?
Он придержал дверь, и они с Маком прошли в нее.
Даже сейчас Эди все еще с поразительной точностью помнила, каким другим все стало – какой другой стала она, когда они втроем стали друзьями. Как будто все вокруг молниеносно приобрело какую-то непривычность, новизну, словно солнце пошло в другую сторону или небо вдруг стало фиолетовым. За обеденный перерыв что-то в ее мире изменилось.
С того дня они трое стали по-настоящему неразлучны. У них не всегда были одинаковые уроки – особенно когда Мак стал выбирать углубленные естественные науки и математику, а она с Грэмом больше склонялись к английскому и искусству, но как только они садились вместе на обед в столовой или на улице на ступеньках во время свободных уроков, то с легкостью болтали. Они были странным трио, но их устраивало.