— Я понял, что не могу этого сделать. — Он отстраняется и прижимается лбом к моему. Его голос дрожит, как будто он близок к рыданиям. — Последние три месяца были просто невыносимы. У меня не было времени думать о том, что я имел с тобой, и о том, что я потерял. О том, чем мы могли бы быть. О том, что, как я знал в глубине души, было единственным светлым пятном в моей жизни — о нас.

— Три месяца? — повторила я. Из всего, что он сказал, я сосредоточился именно на этом. Остальное слишком подавляюще и грозит разбить меня эмоциями. — Нет… Прошло всего несколько часов, максимум день.

Он слегка хмурится и медленно качает головой. Но он не отмахивается от моего опыта.

— Возможно, для тебя это было так; я не знаю. В этом царстве — между жизнью и смертью — время течет не так, как наверху.

— Тогда мы должны двигаться быстро. Здесь каждая минута может превратиться в час или день. — Я возглавляю наш подъем, карабкаясь по валунам и пробираясь по узким песчаным тропинкам между скалами. Илрит помогает мне. В этом странном эфире, окружающем нас, он парит, как будто плывет, хотя и не совсем, так как время от времени он как бы прогибается под землю. — Твои метки?

— Да, это форма помазания. Как только жертва исчезала, можно было пометить новую.

— Что дало тебе проход в Бездну. — Мои прежние подозрения подтвердились. — Не могу поверить, что ты принес себя в жертву.

— Я не могу поверить, что пожертвовал тобой. — Его пальцы скользят по моим. — Мой товарищ по песне.

Это останавливает меня. Я встречаюсь с его глазами. Я почти чувствую, как наши сердца бьются в тандеме благодаря пульсации наших пальцев.

— Дуэт, который мы пели там… — тихо начинаю я, отказываясь от этой мысли.

Он заканчивает за меня.

— Это была песня наших душ, гармонирующих друг с другом.

— Ты, я, мы были обречены быть вместе? — Я понимаю, что потратила так много времени на изучение старых богов, что очень мало узнала о том, что значит «товарищ по песне». Впрочем, влюбленность меня и не волновала.

— Это не судьба. — Илрит снова начинает движение, напоминая, что у нас мало времени. Я помогаю найти дорогу, пока он продолжает говорить. — Правда, есть истории, в которых говорится, что песни одних душ могут быть более естественными, чем других — судьба, если тебе так угодно. Но наши песни развиваются так же, как и мы сами. Мы учимся и учим их, меняем и меняемся в зависимости от нашего выбора и опыта. Мы сами создаем свою песню, а не песня создает нас.

Я слабо улыбаюсь. Все мои воспоминания вернулись, и я вижу весь масштаб всего, что привело меня сюда, как развернутое ослепительное полотно.

— Я никогда не думала, что смогу полюбить снова.

— Ты обижаешься на меня за это? — Кажется, он искренне обеспокоен.

— Нисколько. — Я сжимаю его пальцы. — Хотя это ужасно. Ужас — это вопрос перспективы, а сейчас у меня есть другие, гораздо более серьезные причины для страха. — Я чуть было не рассказала ему о Чарльзе. Но сейчас не время и не место. Я хочу поговорить об этом, когда можно будет сосредоточиться на этом и решить вопрос раз и навсегда.

Мы выходим из глубокого мрака, продолжая подниматься из глубины. В моей душе звучит песня Леди Леллии. Ее негромкие звуки ведут меня из Бездны так же, как песня Крокана привела меня к нему. Когда мы направляемся к лодке на лавовой реке, мое внимание привлекает серебристый контур.

Хотя я была не в себе, я вспомнила этого человека из своего спуска. Что-то привлекло меня в нем, помимо того, что он был просто духом, пытавшимся подняться из Бездны в то место, которое, несомненно, является Серой Впадиной. Воспоминания о злобных рейфах, заполнивших траншею, нахлынули на меня. Я не могу избавиться от чувства вины, которое возникло после того, как я положила конец их существованию. Даже если это всего лишь один человек, одна душа, я не позволю ему стать одним из этих существ ненависти и ярости. Я Виктория, и я не оставляю после себя ни одного человека.

— Минутку.

— Виктория…

— Я сделаю это быстро. Но одним рейфом меньше — лучше для всех нас. — Я бросаюсь к человеку, Илрит следует за мной.

Я двигаюсь быстрее, чем убегающая душа. Я не так обременена, как она; я могу свободно передвигаться по Бездне. Я преодолеваю расстояние и добираюсь до него за то же время, которое требуется ему для преодоления одного валуна. Благодаря туману и скудному окружающему свету, только когда я полностью нахожусь над ним, я узнаю, что на нем плащ. Оно более простое, чем его обычные наряды, но все же выдает его богатство, материал и мастерство. Может быть, именно поэтому он так сразу бросился мне в глаза…

Он бормочет про себя, не замечая моего присутствия. Странно видеть, что кто-то говорит ртом. Похоже, в этом месте возможна любая форма общения.

— Я должен вернуться. Я нужен им. Я нужен Катрии. Я так и не сказал ей правду. А она должна знать правду. Проклятый корабль, проклятое чудовище, проклятье им всем.

Слова резкие и холодные. Я никогда не слышала, чтобы он говорил с такой ненавистью. Он уже теряет теплоту и сострадание, которые когда-то были присущи ему в борьбе за то, чтобы добраться до Серой Впадины. Он не сможет вернуться в Мир Природы. А если и вернется, то сгорит вместе с солнечным светом, став лишь воспоминанием. Он никогда больше не увидит своих дочерей.