Шрифт:
– Нету их, уехали!
– Как уехали? Они же вчера ещё… А чья машина во дворе?
– Что тебе за дело? Проваливай! – огрызнулся Егор.
– Егорка, я же по-хорошему, – выпучил глазища Борька.
– Я тоже. Раз кулаком в морду не тычу, значит, говорю по-хорошему. Ты же знаешь, что я днём всегда сплю. Чего припёрся?
– Я же говорю – банька. Банька истоплена. Если Чвакошвили нет, пускай твой гость присоединяется, небось, тоже из бывших постояльцев.
– Сыщик это, частный, из Москвы.
– Генка? – Борька обрадовался. – Генка – хороший малый. Чуток важный и себе на уме, но хороший. Пущай он будет заместо хозяев.
– Он всю ночь не спал. Не мешай.
– Ну, смотри… Твоё, конечно, дело, но так промотаешься, всех товарищей растеряешь. У нас посёлок маленький.
– Знаю я. Я, авось, здешний. Забыл, что ли? Я как никак здесь вырос.
– Помню. – Борька раздулся, опустил глаза. – А хозяин совсем от тебя съехал?
– Совсем. В Ростове они. Там будут жить, в гостинице.
– Ааа… А ты чего это спишь? Теперь, кажись, некуда ходить на работу.
– Не твоё дело, Борька, отстань к лешему.
– Ну, как знаешь.
Егор захлопнул дверь.
Он вернулся в комнату. Кокошкин, развалясь на деревенских мягких перинах, спал беспробудно. Егор, не раздеваясь, забрался в собственную постель и провалился в сон, позабыв о том, что должен нести неусыпную караульную службу. Да и то сказать, на дворе – день, светло ещё, и свежа тропа от недавней круглосуточной жизни в «Кольчуге», и сильна людская молва о страшном происшествии с пожилой дамой, – так что в ближайшее время никто не осмелится ломиться в двери заведения. А ходить рядом с её стенами и любопытствовать – пускай себе ходят и лупают глазёнками, от этого никакого имущества не убудет, не так ли? Егор спал.
Борька Чавкин был раздосадован грубостью Егора и тем, что чета Чвакошвили уехала. Но он был бы рад распространить свою тщательно спланированную угодливость и на неожиданно возникшего московского сыщика. То, что он вчера проморгал чету Чвакошвили, не взяв их на постой, его мучило всю ночь. Изворачиваясь с приготовлением баньки, сняв её у соседа взамен на совместное распитие самогона в клубах жаркого пара, он старался не столько для ребяток, остановившихся у него, сколько имея в виду возможность участия в утехе и усладе четы Чвакошвили. Тем более что Ритке будет неудобно париться в бане с двумя простыми бабами – с женою Борьки и с женою хозяина бани, – но она составила бы хорошую компанию жене Чвакошвили, Ларисе. Борька с удовольствием поменялся бы с Егором жильцами.
Борька уныло брёл к своему дому, чтобы пригласить молодых мужчин в натопленную баню.
– Попарюсь и я с вами, ребятки. Покажу, что к чему, как что надо правильно делать, – говорил он минутами позже Кириллу, Сёме и Лёше, стягивая с себя всё лишнее, оставаясь в одном исподнем. До Толчановых было два двора.
Кирилл, Сёма и Лёша накинули куртки и пошли на улицу за голым Борькой, шлёпающим по лужам в безразмерных галошах и с двухлитровой бутылкой отменного самогона под мышкой, взятого на деньги ребят у бабушки-соседушки.
На землю падали не то жирные снежинки, не то крупные капли дождя – было не более одного градуса тепла, а небо – заволочено однородной массой серых туч.
После томительных недель ожидания встречи с неведомым, завершившихся ужасной смертью никому не известной дамы, ребята даже не помышляли о возобновлении охоты на ведьм. Теперь они расслаблялись, отдыхая, отвлекались от накопленного напряжения, от давно появившихся и продолжавших крепчать безрадостных мыслей.
Как только мальчики покончили с мытьём в бане под надзором двух пьяных мужиков – хозяина баньки и Борьки, советовавших отведать самогона бабки Лукъяны столь навязчиво, что было легче поддаться на уговоры, чем продолжать артачиться, – они, хорошенько захмелев, уступили место трём женщинам – молоденькой Рите и жёнам Чавкина и Толчанова. Избавившись от присутствия женского пола, пятеро мужчин набились в избёнку Толчанова, чтобы, не отпуская далеко банный угар, хорошенько порадоваться угару пьяному.
Рита, поддавшись на общие уговоры, превозмогая смущение, по-быстрому отпарилась с двумя незнакомыми женщинами и поспешила в пустой дом Чавкиных: её разморил и утомил жар, истерзали стыд и брезгливость, ей хотелось одиночества и чего-то знакомого, родного. Она выбрала из своей дорожной сумки внушительных размеров чистую одежду и, переодевшись, уселась под окошко пить чай из личного термоса, наслаждаясь одиночеством. Беспокойные мысли о занятии, которому в этот момент придавались её мальчики, кружили блестящими жирными оводами вокруг её раскрасневшегося, вздувшегося после бани тела. Она страшилась той минуты, когда пьяная масса людей ввалится в избу, явившись по её душу.
Мальчики, Сёма, Кирилл и Лёша, – были весьма правильными мальчиками, то есть выпивали они редко, да и то в разумных количествах. Рита любила их за это чувство меры, которое проявлялось во всём без исключения. Все они были хорошими товарищами, побывавшими не в одной переделке, изведавшими не одну опасность. Будь то сплав по горной реке или спуск на лыжах с горной хребтины, пеший марш-бросок через таёжную глухомань или совершённое год назад безрассудное поползновение на бразильские джунгли с их полчищами невиданных насекомых и гадов. Но они ещё никогда не охотились на то, чего не может быть. И вот, узнав про «Кольчугу» и её чудеса, они попробовали вкусить чего-то новенького, невероятного, необычайного.