Эви не успела собраться с духом, как Злодей продолжил:

– Следует сказать тебе спасибо. За то, что доказала: разрушить можно любое доверие.

Эви бросила взгляд на золотые чернила, опоясывающие мизинец, и подняла руку.

– Как вы можете говорить, что мне нельзя доверять?

Злодей неприятно усмехнулся.

– Колдовство лишь не даёт тебе причинить мне вред. Я давно уже не слежу за тем, кто мне лжёт.

Эви охнула, голова шла кругом.

– Вы что, мне не доверяете?

Как так вышло, что простое недопонимание обернулось вот этим – секундой, в которую Эви осознала: все те моменты, которые она разделила со Злодеем, все разы, когда она ощущала, будто её уважение к нему взаимно, – всё это было только с её стороны? А если он не доверял ей, какого ещё мнения он был о ней на самом-то деле?

Папа Эви всегда говорил, что у неё дар объединять людей, и побуждал её применять его как можно чаще. Он очень полагался на Эви, когда родилась Лисса, а вместе с ней – магия. Когда Нура Сэйдж совсем отчаялась, именно Эви пыталась поставить её на ноги, исцелить. И ей не помогали ни отец, ни брат, Гидеон.

Эви думала, что Злодей ценит её. Что она полезна. Что её помощь важна.

Но её семья рассыпалась, развалилась, погибла. Может, Злодей просто пожалел её, взял на работу, когда все отказались. Это ведь она говорила о том, что ей нужна работа, в их первую встречу…

Эви отшатнулась, поднесла руку ко рту, в глазах всё расплывалось от гнева, стыда и беспомощности. Злодей будто вздрогнул. Даже Бекки застыла, когда Эви принялась глубоко дышать.

Но Злодей преодолел миг сомнений, если таковой был, и нахмурился, требуя ответа:

– Ну? Есть что сказать в своё оправдание?

Он так стиснул письмо, что оно смялось, и Эви поняла, что больше не в силах стоять и выслушивать грубости.

Она посмотрела ему в глаза, хотя внутри всё сжалось. Покачала головой, торопливо протиснулась мимо него к своему столу. Бекки, по крайней мере, хватило совести принять сочувствующий вид, когда Эви пронеслась мимо.

– Куда это ты, Сэйдж? – окликнул босс.

– Домой! – бросила она через плечо, не давая себе труда остановиться.

Рабочий шум вокруг сменился мёртвой тишиной, когда она вылетела из кабинета босса, а сам босс – за ней.

– Посреди рабочего дня? – завопил он.

– Нет у меня больше рабочего дня, – выплюнула она, и горло сдавила ужасная горечь.

– Разве? – удивился он.

– Именно, – проговорила она с ядом, который отравлял ей сердце.

– И с чего ты решила? Все остальные работники делают что велено. – Он снова оказался перед ней, но она подняла руку и остановила его.

А потом произнесла слова, которые будто вытянули весь воздух из комнаты:

– Значит, хорошо, что я здесь больше не работаю.

В глазах защипало от слёз, но она сморгнула их, сохраняя невозмутимость.

– Что ты сказала? – Тихий голос звучал будто издалека.

– Я увольняюсь.

Она рывком открыла ящик стола и схватила рюкзак, накинула лямку на плечо, бросилась к вешалке и забрала плащ. Проглотила всхлип, с высоко поднятой головой пошла к двери – и вышла.

Слетела по лестнице, оставляя за собой боль, и взмолилась, чтобы земля разверзлась и поглотила её – может, переродится деревом, от которого требуется только расти.

Завязала плащ, переживая заново в памяти каждую секунду. Обдумывая каждый поступок, каждое слово. Снова и снова, пока ей не захотелось найти где-нибудь своё отражение и расколотить его, просто чтобы посмотреть, как ломается она сама.

Слёзы уже бежали по щекам, и она вытирала их тыльной стороной ладони. Торопливо миновала ворота, пошла дальше, потом снова побежала. Лёгкие горели, слёзы смешивались с потом со лба, но она не обращала внимания – ей хотелось почувствовать тяжесть своего собственного поступка.

Эви подняла руку, посмотрела на мизинец, чувствуя, как бьётся рисунок под нарушенной клятвой, и жилы заполнил ужас. Она уволилась. Когда клялась при приёме на работу, обещала быть верной Злодею, понимая, что последствия будут смертоносны. Один Бесславный рассказал, что чернила обращаются в яд и проникают в организм при малейшем намёке на предательство.

Эви ушла и, возможно, подписала тем самым собственный приговор.