Эви постаралась не обращать внимания, но её задело, что папа сразу решил, будто виновата именно она.

– Боюсь, это вряд ли поможет.

Папа с сомнением покосился на неё, глаза у него закрывались.

– Послушай старика: говори правду. – Он ещё раз откашлялся, прижал руку к груди, глядя куда-то вдаль. – Честностью столько всего можно исправить, если только хватит смелости. Хотел бы я быть честнее с твоей матерью.

Эви удивилась, что он упомянул маму.

– Я… Ты раньше не говорил о маме.

Отец печально улыбнулся Эви, и у неё заныло в груди.

– Даже сейчас больно вспоминать, что мама сделала с твоим братом. Что могла сделать с тобой и Лиссой.

– Пап, вряд ли она тогда хотела нам навредить.

После рождения Лиссы у мамы пробудился магический дар – вспышкой божественного сияния. Боги благословили Нуру Сэйдж силой звёздного света. Этот дар был так чист и редок, что, когда к ним приехал специалист по магии, он привёз поздравления лично от короля Бенедикта. Но то, что поначалу казалось благословением богов, привело к гибели их семьи.

Последовавшие за рождением Лиссы месяцы были полны нескончаемой печали. Мамин дар будто высасывал из неё жизнь до последней капли, даже румянец сбежал со щёк. Отец пытался отвлечь её, облегчить ношу. Гидеону следовало сосредоточиться на школе – Эви тоже хотелось бы, но Гидеон этого не знал. Он был из тех братьев, которые отдадут тебе игрушку, если заметят, что тебе хочется с ней поиграть. Эви понимала: он всё ей отдаст, только попроси, поэтому она не просила.

А потом всё стало ещё хуже.

– Даже вспоминать тот день не хочу. – Отец горько скривился, потом его лицо разгладилось. – Я работал, когда мама потащила вас на одуванчиковый луг, и я до конца дней своих буду жалеть, что ушёл на работу пораньше.

Когда мама наконец поднялась на ноги, она привязала Лиссу к груди шарфом. Глаза у неё были бешеные, но она ожила. Поэтому Эви и Гидеон согласились прогуляться с ней к месту, которое до рождения Лиссы любили больше всего. Мама была такая красивая. Загорелая кожа блестела в лучах утреннего солнца, мама подвела глаза и накрасила губы красным.

– Ей хотелось поиграть с магией. Вот и всё, – практически прошептала Эви.

От маминой магии одуванчики начинали светиться, и свет колыхался вместе с цветами. Она сотворила шар из звёздного света и попросила Гидеона поймать его.

Эви смотрела, как брат бежит по лугу, и слишком поздно заметила, что шар света всё растёт и растёт. Никто ни о чём не подозревал, пока луг не заполнили крики Гидеона, а на месте, где он стоял, осталась лишь выжженная земля.

– Она убила твоего брата! – возразил отец с таким жаром, что она едва не съежилась.

Это была правда. Эви не сомневалась, что мама не хотела, но она действительно убила его. Он умер на месте, и Эви рухнула, истерически крича. Она обеими руками вцепилась в землю и не поднималась, пока не услышала плач Лиссы. Её маленькая сестра лежала рядом в мамином шарфе.

А мама ушла.

Крепко зажмурившись, Эви тяжело вздохнула, мечтая, чтобы хватка на сердце ослабла.

– Ты её ненавидишь, пап?

По шершавой щеке отца скатилась единственная слеза.

– Иногда мне хочется, чтобы это было так. – Он вытащил из-за пазухи медальон, потёр его. – Она подарила мне это, когда мы познакомились. Я ношу его, потому что всё равно скучаю.

– Я иногда тоже.

Она скучала по маминому смеху, по теплу, которым она наполняла дом, но больше всего – по тому, что было до…

До того, как жизнь стала труднее, до того, как обстоятельства стали невыносимыми, до того, как Эви безвозвратно изменилась. Кем она была десять лет назад?

Отец будто бы размышлял над тем же вопросом.

– Будет нам уроком, Эви: береги сердце, его так легко разбить.

Мысли заполнил образ Тристана, Злодея. Она задумалась, сколько ещё хранила бы этот секрет, если бы не уволилась, сколько ещё раз смотрела бы на самых дорогих людей и врала бы им.

Эви вспомнила, как пару лет назад Лисса разбила вазу на подоконнике и сестры Сэйдж сидели бок о бок и склеивали осколки.

Но все труды были напрасны.

Месяц-другой спустя вазу задела Эви и опрокинула снова, и ваза разбилась во второй раз.

– Склеим? – предложила Лисса.

– Нет, дорогая, – вздохнула Эви. – Один-то раз трудно починить. Боюсь, во второй раз не стоит и надеяться.

Они выбросили черепки.

Она умом и сердцем задержалась на этом случае, пока дыхание не участилось, а волосы не прилипли к вспотевшему лбу. Слишком много она лгала. Одно дело – жить двойной жизнью, но совсем другое – когда ей не доверяют, когда её мнение, её преданность ничего не стоят.