— Чтобы. Я. Любил. Тебя, — сказал Спенсер и обнял Аарона чуть крепче, но Аарон не был заинтересован.

— Уверен, так и есть, — Аарон откинул одеяло и заставил своё тело работать. Ему нужно было отлить, и хоть он не хотел признаваться вслух, ему нужно было на несколько минут уйти от Спенсера. Злость и обида на то, что Спенсер согласился на работу, наряду с его бесконечной добротой по отношению к истерикам Аарона только всё ухудшали.

Поднявшись и растянув ноющие конечности, он заметил, что Спенсер не раздел его перед тем, как забраться в кровать, и Аарон мысленно его поблагодарил. Он пересёк комнату несколькими большими шагами и прошёл в ванную, плотно закрывая за собой дверь, проворачивая замок. Он редко закрывал дверь в ванную дома у Спенсера, но сейчас ему нужна была дополнительная безопасность, чтобы зубы не сжимались из-за того, как его жизнь развалилась на части за последний месяц.

Когда вернулся домой из больницы, он думал, что всё плохо, но тогда ему не приходилось об этом говорить, не приходилось рассказывать. Хоть он и мог произнести слово вслух после месяцев терапии, это не значило, что ему хотелось обсуждать с кем-то подробности, особенно в зале суда, полном незнакомцев. Плюс, прокурор сказал, что там будут они. Мужчины, которые убили Джульетту и разорвали его жизнь на клочки. Ему придётся снова оказаться с ними в одной комнате.

Рвотные позывы прошли практически так же быстро, как наступили, и он взял из шкафчика зубную щётку.

Он не будет об этом думать. Если не будет думать, всё исчезнет. Его мать от всего избавится.

Мать снова спасёт его.

Он не мог найти альтернативу.

Он отказывался видеть синий оттенок на своих губах и белый блеск верёвки вокруг его шеи, пока смотрел на своё отражение в зеркале над раковиной.

Нет.

Больше нет.

Глава 9

— Вы запретите мне давать показания?

Аарон смотрел на доктора Томаса, пока они со Спенсером сидели на диване в комнате отдыха в субботу утром. Сеансов с хорошим доктором было мало с тех пор, как Спенсер переехал в город, из-за нескольких конфликтов с графиком, и этот сеанс казался пустым и бессмысленным. Хоть Спенсер и сидел рядом с ним, он больше здесь не жил. Из комнаты будто высосали всю жизнь, оставляя только пустую оболочку, без компьютера и видеоигр. Даже рыбка, апатично плавающая в аквариуме, казалась депрессивной. Ничего не было прежним.

Ничего больше никогда не будет прежним.

— Ты хочешь, чтобы я тебе запретил?

— Почему каждый чёртов вопрос, который я задаю, вы обязательно возвращаете обратно мне? Вы не можете ответить хотя бы на один? В вашем колледже действительно преподавали основы уклонения? — спросил Аарон, не в силах остановить ярость, которая взрывалась у него внутри. Его всё злило с тех пор, как пришёл тот чёртов прокурор в своём идеально выглаженном костюме и типичном синем галстуке, и разорвал сетку безопасности, которую Аарон строил последние пять лет. Разорвал её так, будто её никогда не существовало, и теперь приходилось начинать всё заново.

— Только если в твоём колледже преподают основы проецирования, — спокойно произнёс доктор Томас. — Ответ на твой вопрос — я могу, но только если ты совершенно не в силах давать показания. В ином случае я не думаю, что должен это делать. Я уверен, что в перспективе для тебя будет лучше столкнуться со своими обидчиками и набраться сил от их ареста.

— Разве? — спросил Аарон, скорее у себя, чем у доктора Томаса или Спенсера, который как всегда сидел рядом с ним, положив одну руку ему на ногу. Спенсер не отходил от Аарона большую часть дня, и Аарон не мог решить, раздражает его это или успокаивает. Зачем Спенсер сейчас переживал? На следующий день он уедет, вернётся на свою новую работу, к своим новым друзьям и к новой жизни.

— Разве ты не будешь чувствовать себя безопаснее, когда они сядут в тюрьму?

— Что, если они не сядут? Иногда так бывает. Тогда получится, что я зря подставился.

— Ты станешь влиятельным свидетелем, Аарон.

— Из-за шрамов, верно? Сломанная маленькая игрушка.

— Ты. Не. Сломан, — тихо вмешался Спенсер, сжимая его колено.

А он был сломан, и глубоко внутри, особенно в последнее время, он это чувствовал. У него внутри будто была дыра, которую ничем нельзя было заполнить. Его отношения со Спенсером, его терапия, даже его здравомыслие — всё это будто было временным. Он боялся, что скоро, очень скоро один из этих элементов сломается полностью, подпаливая края его жизни.

— На самом деле, сломан, — он накрыл руку Спенсера своей и ненадолго оставил. По крайней мере, Спенсер будет рядом ещё одну ночь, и он это примет. — Когда я думаю о том, чтобы встать перед комнатой, полной людей, и рассказать о том, что со мной произошло, я не могу дышать. Когда я думаю о том, что окажусь в одной комнате с ними, даже спустя столько времени, мне хочется закончить то, что они начали. Мне требуется каждая капля сосредоточения, чтобы не думать об этом. Но если я не дам показания, они окажутся на свободе.

— Тебе придётся рассказать обо всём, что произошло в тот вечер — пытки, насилие, убийство Джульетты, а затем о больнице и о твоём восстановлении. Они могут вызвать и меня в качестве свидетеля, чтобы судья лучше понял, как пережитое тобой повлияло на твою жизнь.

— Это разрушило мою жизнь.

— Единственный человек, которым может им это сказать, это ты, Аарон, — доктор Томас не улыбался; он просто смотрел на Аарона.

— Как мне это сделать?

— Мы начнём с того, что снизим твою чувствительность к этой теме. Ты будешь снова и снова говорить об этом, пока не сможешь пересказать произошедшее, не чувствуя с ним эмоциональной связи. Как только ты произнёс слово «изнасилование», в следующий раз ты смог сказать его легче. Понимаешь?