– Постойте, - хриплым голосом перебил я Инструктора. – Что-то не вяжется.

– Что именно?

– Уроженец Алайи – столицы галактики, является графом на планете Сико?

– Да. Что тут удивительного?

– Вы же говорите, что это один из самых старинных родов. Вес у таких родов обычно слишком запредельный, если можно так выразиться. Так почему же алаец отправился на Сико?

– Не стоит недооценивать эту маленькую планетку. Сикоский валовый продукт превышает все мыслимые и немыслимые нормы. На самом деле Сико снабжает различными товарами чуть ли не пятьдесят процентов галактики, а если учесть, что галактика имеет в поперечнике около шестидесяти килопарсек, то представь себе мощности их производственных линий. Это колоссальное, невероятно масштабное производство чего угодно – от семидесятикилометровых космических крейсеров до субатомных нанороботов. Ни одна планета в галактике не имеет столь высоких производственных показателей. И почему же ты думаешь, граф валл Юлас не должен был иметь виды на Сико? Естественно, он сделал ставку на Сико и не прогадал, заключив триллионные контракты с местными правящими кругами, профинансировав сотни заводов и фабрик. Приобрёл большие половины акций самых крупных компаний. На данный момент граф является собственником восьмидесяти восьми заводов, девяти естественных спутников различных планет, где разрабатываются недра, сорока трёх фабрик, не считая различных мелких фирм.

– Которые наверняка являются подставными, - тихо вставил я.

Инструктор улыбнулся, но пропустил мимо ушей мою колкость.

– Далее, - продолжил он. – Граф Яви валл Юлас заседает в сикоском сенате, и его слово играет не последнюю роль. Граф всегда слыл добропорядочным, справедливым и умным человеком, к нему прислушиваются, он всегда даёт дельные советы, поэтому во всех самых высших кругах этот человек пользуется большим уважением. Не буду скрывать: на Алайе граф валл Юлас тоже не последний человек, хотя предпочитает по большей части держаться в тени, так как всегалактический закон запрещает двойное гражданство для правящих кругов. Ты должен об этом знать.

– Знаю, - прохрипел я. – Поэтому у меня вопрос. Он что, умер?

– Кто?

– Яви, который валл Юлас, который граф, который не последний человек, роль которого я играю сейчас.

Инструктор еле заметно вздохнул, и мне было непонятно – от скорби или от скрываемого удовлетворения. Всё же он ответил:

– Яви валл Юлас – это ты.

– Значит, мне не положено знать, что сталось с этим человеком, - утвердительно заявил я.

– То, что тебе знать положено, ты будешь знать. Не буду юлить, тем более что, человек ты не глупый, а я отношусь с должной долей уважения к неглупым людям. Поэтому скажу: ты будешь знать ровно столько, сколько понадобится тебе для исполнения твоей работы. Вся остальная информация тебя не касается.

– Но я же, по вашим словам, должен играть его роль. Я должен в самом прямом смысле, быть именно этим человеком. Я буду встречаться с людьми, которые могут знать графа с очень давних пор. И если я не буду знать всей подноготной, то проколюсь сразу же. Вы об этом подумали?

– Подумал.

Но я не унимался:

– И подумайте ещё вот о чём: я человек одинокий и шантажировать меня в общем-то нечем. Поэтому, если я упрусь рогом и не захочу на вас работать, то вы, сколько бы не старались, не сможете меня заставить. Прошу заметить: пытками меня не сломить. Я лучше подохну, чем изменю своему слову. Терять мне абсолютно нечего. И вот вам моё слово: идите к чёрту вместе со своими валл Юласами и сикоскими графьями.

Вопреки моим ожиданиям, Инструктор не разозлился (а я хотел именно вывести его из себя), он просто мило улыбнулся и посмотрел мне в лицо самым добродушным взглядом, на какой только был способен.

Спустя несколько секунд умилённого рассматривания моей персоны, он негромко, снисходительно-издевательски сказал:

– Достопочтенный вюр Орайи. Вы изволили недооценить мои способности. А способен я порой на многое.

– И что это значит? – спросил я, а внутри всё сжалось в маленький дрожащий комочек, ведь передо мной человек, способный на что угодно, несомненно имеющий невероятную власть; а средств, для того чтобы меня «расшевелить», у него предостаточно; я вёл себя вызывающе, полностью отдавая себе отчёт, перед кем я распускаю хвост; я в его руках, и теперь он даже мёртвого меня сможет заставить делать всё то, что ему надо; нужно отдать должное его терпению, – сколько раз я его подкалывал, а он всё оставался невозмутим; впрочем, невозмутим он был также, как великан, на которого фыркает маленький ёжик; он может разделаться со мной, щёлкнув пальцами; но ежики – это такие животные, который тоже имеют, хоть и маленькие, но острые колючки; может, мои «колючки» и не причинят этому «великану» боли, но вот, если их обмакнуть в яд…

Мои размышления были прерваны сменившимся изображением. Вместо девяностолетнего «молодого» графа возник другой образ, и от этого образа по спине моей пробежали мурашки.

Это была моя жена.

Она была такая же молодая, какой я её помнил. Глаза, за которые я мог бы отдать жизнь, смотрели прямо на меня. Она улыбалась. О Создатель! Как давно не видел я этой улыбки! Как скучал без неё. Эта улыбка много раз снилась мне по ночам, когда я лежал в неудобной позе на тюремных нарах. Эти глаза! Волосы! Нежная кожа!..

Тяжёлый комок подкатил к горлу. Я так любил её…

Зачем… зачем этот истязатель надавил на одно из самых больных мест? А если он ещё покажет изображения моих девочек… я могу сломаться. Эту пытку я могу и не перенести. Я просто сойду с ума! Но, может быть, это и к лучшему. Сумасшедший не нужен будет самовлюблённому Инструктору, и таким образом, я смогу послать этого набоба ко всем чертям.

Но неумолимая логика, твердит одну и ту же аксиому: Инструктор никогда не позволит мне окончательно сойти с ума. Ему нужен я – в уме и здравии. Для выполнения какого-то задания. И он сделает всё, чтобы я разбил себе лоб, выполняя его задачи!

Я действительно недооценил возможности этого магната. Я позволил себе забыть на что он способен, хотя отлично это знал.

Но… но надо держать себя в руках. Ну и что, что он показал мне мою жену? Это, конечно, было неожиданно, но я давно уже смирился с тем, что она перешла в более совершенный мир; я свыкся с этой мыслью; осталась только ненависть к тому наркоману – сыну мэра, который поставил крест на нашем семейном счастье. Так почему же теперь мне так больно? А потому что, это было для меня слишком неожиданно; я не был готов. Но, ничего. Теперь-то я привёл мысли в порядок, немного успокоился и готов к следующему шагу. Пусть делает, что хочет. Я знаю одно – ни моей жене, ни моим девочкам этот субъект не сможет причинить вред… Потому что они все мертвы. А я как-нибудь справлюсь со своими моральными переживаниями.