– Твои друзья вернутся. И приедут к тебе в гости. Если смогут... Кстати, Раевский... вы ничего не хотели мне сказать?

– Ничего, – удивился я. – Кроме того, что... спасибо вам за все.

– Я не об этом. Я вспомнил, при каких обстоятельствах слышал вашу фамилию. Так-таки ничего не хотите сказать? Или попросить?

– Да пожалуй, что и нет, – ответил я.

– Как это у вас: ну как бы нет? Ну как бы да? Избавляйтесь от слов-паразитов, да и от мыслей тоже, – посоветовал Борис Николаевич. Затем вытащил из бумажника свою визитку и дал мне:

– Может быть, когда-нибудь пригодится. Вот здесь мобильник.

– Запиши и мой, – сказал Мишка.

Макс обнял его, Шериф хлопнул по плечу, Костик просто посмотрел с грустью. Мишка выгрузил из автобуса велосипед. Он стоял, держась за руль своего «кэннондейла», как тогда, в первый раз – такой же одинокий и беззащитный, хотя за его спиной нетерпеливо переминались двое здоровенных лбов-охранников. Лейтенант выглянул на крыльцо, посмотрел, сплюнул и скрылся снова. Отец подошел к сыну, что-то прошептал, и Мишка кивнул. А потом сказал:

– Макс, ты хорошо на гитаре играешь.

– Так это... – смутился Макс. – Забились ведь. Я вернусь, группу будем собирать. Купим компьютер, грув-бокс...

– Грув-бокс? – переспросил Борис Николаевич. – А это громко?

– Да в том-то и дело, что негромко... – начал Макс. Но умолк, осознав важность момента. Мишка глядел на него и как будто слабо улыбался. Охранник забрал велосипед и пошел к джипу.

– Мой сын, ты уже совсем сдурел, – произнес Борис Николаевич. – Ну-ка пошли, пока я не разрыдался сам. Юноши, не забывайте наш адрес. И еще о контрацепции. Это я вам как отец говорю...

– А мы не забываем, – сказал Макс.

И адвокат показал ему кулак.

Эпизод26. Когда мерседес увез домой нашего нового друга, а лексус – его велосипед, Макс вернулся на свое место, посидел, помолчал и вдруг достал из кармана двести долларов:

– Мишка мне сейчас отдал, – сказал он. – Типа за проезд. Сказал: вам нужнее будет.

Я поглядел на него в зеркало и кивнул. Это действительно было очень кстати. Отец прислал денег на одного. Откуда ему было знать, что на дело выехала целая опергруппа.

Макс еще помедлил и протянул деньги мне.

– Держи, Пит. Хоть ты и был против.

– А ты бы взял его в долю, Пит? – спросил Костик.

– Взял бы, – я смотрел прямо на дорогу. – А потом ты бы, Костик, первый на меня обиделся. Деньги – такая сволочная штука...

– Просто вот что, Пит, – заговорил Макс, схватившись за спинку моего сиденья. – Надо сделать так. Когда мы деньги найдем, мы свою долю особо делить не будем. Мы возьмем понемногу, кому сколько нужно, а остальное вложим куда-нибудь... Ну там, в одно общее дело... Так будет справедливо.

– А потом все вместе пролетим, да? – спросил Шериф.

– Почему сразу пролетим. Подсчитаем сперва, чего как.

– А как же студия, Макс? – поинтересовался я, запрятав свою иронию так глубоко, как только сумел.

– Студия не окупится, – серьезно сказал Макс. – Я изучал вопрос. А деньги, они твои, Пит.

Я оценил его слова. Но не нашелся, что ответить. Почему-то я был уверен, что наше путешествие окончится совсем не так, как мы думаем. Я старался не думать о будущем, пока в жизни хватало настоящего.

Эпизод29. Мы понемногу выбирались на южную трассу. На очередной заправке нам залили полный бак, и я с удовольствием отметил, что до Волгореченска уже не так далеко, а денег в кармане еще достаточно... хватило бы даже на обратный путь.

Мы уклонились от прямой дороги и потеряли целых четыре дня. Но жалеть об этом не приходилось. Да и некогда было: мы с удивлением наблюдали, как меняются пейзажи вокруг.

Сначала стало жарко. А потом на горизонте показались горы. Макс решил было, что это Урал, но Шериф лениво объяснил: Урал гораздо, гораздо дальше, а это никакие не горы, а просто горушки, за которыми течет Волга. А за Волгой – те места, где он родился. Макс повертел в руках карту и подтвердил, что так оно и есть.

Я улыбался. Эти горы я уже видел в детстве, когда мы с отцом ездили на его родину, к Азовскому морю. И задавал те же вопросы. Правда, тогда мы ехали по железной дороге. Помню, проводница разносила чай в тонких стаканах с подстаканниками, которые ползали по столику и нещадно гремели. С тех пор подстаканники стали для меня символом дороги, и я даже хотел захватить один такой в наш автобус. Но потом рассудил, что те времена ушли безвозвратно, да и пиво наливать в стакан будет как-то неловко; впрочем, разве я еду не за тем, чтобы прошлое вернулось?