Шрифт:
— Ну, это ты лишку… Еще как дам!
— Дашь-то дашь, а вот будет ли твоя совесть чиста — вот вопрос! — продолжал политрук… — Нет, Игорь, так нельзя. Ты должен понимать, кем для них являешься. Они ведь смотрят на тебя с открытым ртом, во всем подражают. И это очень хорошо. Ты думаешь, Слезкин почему уши обморозил? Он же наверняка подражал тебе.
— От коменданта ничего не поступало? — переводя разговор, спросил Торопов.
— Ничего…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Наконец-то подошла и Костина очередь идти в ночной наряд. В половине второго, когда застава спала глубоким сном, дежурный тронул его за плечо и шепнул:
— Вставайте…
Костя вскочил, как от окрика. Резко мазнул ладонью по лицу, сбросил дрему и сразу же засуетился, заволновался, схватил из пирамиды винтовку, подсумки с патронами, гранаты, подошел к ящику с запалами. У стола дежурного, поджидая его, сидели рядовой Абдурахманов, маленький и черный, как скворец, и большой, вечно угрюмый и недовольный сержант Желтухин.
В казарме тихо. Неторопливые, плавные движения дежурного, еле слышный разговор-шепот, который ведут между собою Желтухин и Абдурахманов, монотонное беззвучное покачивание маятника часов-ходиков — все говорит о том, что здесь умеют дорожить покоем товарищей.
Вошли в канцелярию, доложили о прибытии. Начальник заставы, видимо, еще не ложился: кровать его была аккуратно заправлена. Торопов, сидя за столом, читал какую-то книгу. С появлением наряда он встал, застегнул воротник, привычным движением расправил складки на гимнастерке, спросил:
— Больных нет? К службе готовы?
Получив ответ, он принял стойку «смирно».
— Приказываю выступить на охрану и оборону границы Союза Советских Социалистических Республик! — Голос начальника звучал торжественно и четко. Слезкин даже побледнел, чувствуя необычность минуты. Порыв дерзкой отваги захлестнул его. — Вид наряда — пеший патруль. Район службы — левый фланг, квадрат 46-П. Службу нести до семи часов утра.
Слезкину показалось, что голос Торопова гремит, как боевая труба, зовущая на подвиг, что ему нисколько и не страшно, что он с радостью готов и жизнь свою отдать за Родину.
— Пункт Уда-хэ передать под наблюдение наряду, который придет на смену. Связь с заставой телефонная, в случае повреждения — ракетами. Сигналы: две зеленые ракеты — иду на преследование, две красные — спешите на помощь. В случае нападения на заставу — возвращайтесь обратно. Сигнал — три красные ракеты. Пароль на сутки «Севастополь — ствол»…
Слезкин даже зажмурился, точно уже ринулся в бой. Кровь гулко билась в висках, в кончиках пальцев, крепко сжимавших цевье винтовки. Слушая приказ начальника, Костя испытывал какое-то неведомое до сих пор чувство — радостное и возбуждающее. Здесь была и готовность к бою, и жажда победы, и гордость.
Костя преданно и восторженно взглянул на Торопова, словно благодаря за то, что он дал ему пережить такие священные минуты, и вышел.
На улице Желтухин, уточнив, правильно ли поняли бойцы задачу, распределил обязанности:
— Вы, Слезкин, наблюдайте вперед и вправо. Я пойду в середине. Вы, Абдурахманов, обеспечивайте тыл и смотрите за нашей стороной. Сигналы давайте щелчком прицельной планки…
Пограничники зарядили оружие и двинулись через калитку на дозорную тропу, извивавшуюся по льду Аргуни.
Высоко в небе повис холодный диск луны, окруженный туманным бледно-фиолетовым кольцом. Запорошенные снегом торосы искрились серебристой пыльцой. Белая лента реки походила на широкую столбовую дорогу. Морозный снег, звонко поскрипывая под ногами, усиливал и без того напряженное состояние молодых пограничников. То, что днем казалось обычным, теперь было таинственным и зловещим. Шли медленно, молча. Слезкин, напрягая глаза, тревожно вглядывался в морозную муть. Впереди, над крутой сопкой, почти касаясь ее вершины крайними звездами, расположилась таинственная Андромеда. Левее повисло созвездие Персея, правее — Пегас…
Подошли к Кривуну. Кусты ивняка, свесившись с кромки берега, касались ледяных глыб. Костя подумал, что летом эти ветки купаются в воде. Впереди что-то громыхнуло. По Аргуни прокатился треск. Слезкин вздрогнул и остановился, не зная, что делать — идти дальше или ложиться.
Подошел Желтухин, за ним — Абдурахманов.
— Чего остановился? — спросил старший наряда.
— Впереди будто стреляют?
— Лед треснул, не понимаешь, что ли? — проворчал Желтухин.
Справа опять стрельнуло. На этот раз треск был громче, и, как показалось пограничникам, он долго катился по реке в обе стороны.
— Ну вот, слышишь? — высокомерно буркнул Желтухин.
Двинулись дальше. Пристально всматриваясь в снег, испятнанный тенями, Костя старался разглядеть следы. В глазах его рябило, и то там, то тут стали чудиться глубокие вмятины от ног. Он склонялся над ними, торопясь рассматривал и с огорчением видел вместо следов тусклые тени от ледяных глыб.
«Так ничего не получится, — наконец решил он. — Что в этих торосах увидишь? Лучше буду смотреть у дороги. Все равно реку ему не перепрыгнуть, где-нибудь да оставит след».