ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Панькина срочно вызвали в штаб комендатуры на семинар. Узнав об этом, Торопов возмутился:

— Черт знает, что у них там делается! Не успеешь доброе дело затеять — они тут как тут. Будто специально сидят наготове.

Но делать было нечего. Приказа не ослушаешься. Панькин уехал. Торопов с головой ушел в занятия.

…После лютых морозов солнце ласково пригрело землю. Торопов, идя полем на стрельбище, остановился среди отсыревшего снега, медленно снял шапку, подставил лицо солнцу, и от лучей его как бы растаяли хмурая озабоченность, служебная сухость. Лицо мягко посветлело, глаза закрылись. Грустная, слабая улыбка шевельнула обветренные, жесткие губы. А в сердце зазвучало что-то такое нежное, проникновенно тихое. Хотелось сказать людям что-то теплое, душевное. Перед ним проплыло лицо Нины Сергеевны, ее улыбающиеся глаза. И он мысленно говорил ей: «Вот скоро начнет таять снег, ноги будут проваливаться, сотни ручейков побегут в Аргунь. Скоро трава полезет из земли, запахнут цветы, людям будет хорошо. Пусть и тебе будет хорошо. Даже пусть тебе будет лучше всех. А будет ли мне хорошо? Нет, мне не будет хорошо!» И опять проплыло лицо Нины Сергеевны. Проплыло, улыбнулось, позвало…

Бойцы, свободные от нарядов, были уже на стрельбище. На огневом рубеже находилось отделение сержанта Желтухина. Пушин с бойцами стоял чуть в стороне, что-то объяснял, чертя хворостинкой на снегу. Слышался хрипловатый голос Желтухина: «Ложись!» «Заряжай!» «Разряжай!» «Встать!»

«Сделал, называется, выводы! Вот так и обучаем: «Заряжай!» да «Разряжай!» — подумал Торопов подходя. — Вчера же говорил, что пора отказаться от такой примитивной практики! Так нет, опять за свое…»

Торопов принял рапорт сержантов. Через минуту двое бойцов вышли на огневой рубеж. Лейтенант приложил к глазам бинокль, посмотрел в сторону мишеней, приказал телефонисту:

— Передайте сигнальщику: укрыться в окоп.

Торопов повернулся к бойцам.

— Лежа, с руки…

До слуха лейтенанта донесся шепот Желтухина: «Прицел «три». Не забудь поставить. Целься под обрез…»

— Отставить! — скомандовал Торопов. Он подошел к Желтухину, смерил его строгим взглядом. — Товарищ сержант, научить бойцов определять прицел и выбирать точку прицеливания вы обязаны были до выхода на огневой рубеж!

Сержант покраснел. Все, о чем говорил ему лейтенант, он сделал, но привычка опекать бойцов, неверие в них подвели Желтухина.

— А это к чему? — показал Торопов на бойцов, сидевших у костра. Пограничники старательно коптили мушки и прицельные планки винтовок. — При столкновении с нарушителями тоже будете костер разводить?

Начальник заставы вышел на бруствер огневого рубежа, остановился перед лунками, вырытыми для локтей. Окинув бойцов пристальным взглядом, он сапогом взрыхлил снег.

— Вы что, станете врагу кричать: «Будьте любезны, подождите, мы сейчас, только ямки выкопаем!?»

Нужно бы сделать Желтухину разнос, но то, что прозвучало в душе лейтенанта на снежной поляне, остановило его. Он мягко приказал:

— Сержант Пушин, ведите сюда бойцов. — Когда все подошли, Торопов спросил: — Вы слышали, о чем мы тут говорили?.. — И после паузы: — Так вот, отныне огневую подготовку мы будем вести по самым жестким правилам! — Расхаживая вдоль строя, он на мгновение задумался, потом неожиданно сказал: — Давайте-ка сделаем перекур!

Трещал и чадил костер, вокруг него подтаивал снег. Бойцы задымили цигарками. Торопов присел на бревно.

— Закуривайте, товарищ лейтенант, — предложил Морковкин.

Торопов свернул папироску, потянулся за угольком. Сделав пару крепких затяжек, он, испытывая дружескую теплоту к своим бойцам, позвал Айбека:

— Садитесь-ка сюда! — Казах сел рядом с ним. — Расскажите нам, почему нарушитель ушел обратно за кордон. Как могло случиться, что столько пограничников не сумели справиться с одним человеком?

Айбек виновато заморгал, ему было стыдно смотреть в глаза товарищей.

— А вы не смущайтесь, товарищ Абдурахманов. Я не хочу вас упрекнуть. — Торопов улыбнулся. — Это могло случиться и со мною и с каждым. Раз на раз не приходится. Вспомните, как все было, и скажите, почему вы промахнулись? Политрук стрелял из автомата с более дальней дистанции, а попал…

Айбек задумался, а потом от души признался:

— Растерялся я, товарищ лейтенант! Он как пальнул, моя голова сразу перестала варить! — Бойцы засмеялись. Айбек сердито глянул на них. — Потом дурная голова стала думать, а враг уже бежит. Метров двести убежал. А, шайтан, думаю. Винтовку поднял. Раз стрелял, два стрелял, три стрелял! В небо стрелял! Руки плясали. Испугался.

— А какой прицел поставил? — полюбопытствовал Павличенко.

Айбек прищурил раскосый глаз и, вспомнив, изумился:

— Совсем прицельной планки рукой не трогал! Це-це-це! Ишак! — зацокал он языком и вспыхнул от гнева.

Торопов многозначительно глянул на Желтухина, поднялся с бревна и горячо заговорил:

— Метко стрелять — не простое дело! Имей Абдурахманов привычку механически ставить нужный прицел — и нарушитель лежал бы у его ног. Вот эту привычку мы и должны выработать здесь, на стрельбище. Стрелять будем из любого положения, при самых неожиданных обстоятельствах. Овладеете мастерством, тогда сам черт не будет страшен вам!