Я поднимаю взгляд на Кейтаро. Мужчина осматривает шкатулку, затем мои испачканные землей руки, потом добирается до лица. Он ничего не говорит. Только кивает. Но и от этого скупого жеста я неожиданно ощущаю приятное тепло внутри. Будто мне удалось справиться с очень важным заданием.

– Это не мое! Они подкинули мне это!
– новый крик разрезает тишину.

Кейтаро поднимается на ноги и принимает из моих рук шкатулку. Лично протягивает ее старосте:

– Вызовите дознавателя. В ваших бедах виноват человек, а не духи.

Староста не сразу решается взять шкатулку. Он смотрит на нее со смесью брезгливости и сомнения. Но все же протягивает дрожащие руки и принимает предмет. А затем приказывает увести женщину. Ее приходится держать втроем, потому что она изворачивается и кричит.

Я заламываю пальцы, стараясь отвлечься от ее криков. Мне начинает казаться, что ее оклеветали. Нельзя так правдоподобно отрицать свою виновность!

Или можно?

– Я провожу вас, юный господин, - подавлено говорит староста. Кейтаро без интереса кивает.

Сначала мы идем в молчании. Я смотрю вниз, будто слежу, чтобы господин не споткнулся. Но вдруг староста решает заговорить:

– Она потеряла мужа и годовалого сына полгода назад. Болезнь пришла неожиданно. Забрала почти два десятка жизней.

– Не вызвали лекаря из города?
– Кейтаро смотрит на собеседника свысока. А мне становится жаль эту женщину. Одновременно потерять всю семью... Так можно и с ума сойти.

– Вызвали, - староста отводит взгляд, словно устыдившись.
– Просто поздно. Но мы делали все возможное…

– Не хотели платить лекарю и надеялись, что справитесь сами?
– жестко перебивает Кейтаро. Староста возмущенно оборачивается к нему, хватает ртом воздух.

– У нас все было под контролем! Деревня выжила. Болезнь была не такой уж…

– Значит, я прав, - вздыхает Кейтаро. Он останавливается возле последнего дома и оборачивается к старосте. Ни в его взгляде, ни в тоне нет сожаления или понимания.
– Тебе проще позволить умирать людям, чтобы не тратить деньги на лекарей. И так же просто принести девушку в жертву, чтобы не вызывать коновала или дознавателя. Ведь насчет скота ты тоже соврал? Его осматривал кто-то из местных, а не независимый работник. И именно он не нашел никаких следов отравления?

– Да как вы… я не… - у старосты испуганно округляются глаза. Он переводит оторопелый взгляд на меня, затем снова на Кейтаро. Но юный господин только качает головой:

– Не утруждайся. Я сам сообщу обо всем дознавателю. И префекту. Идем, Амелис.

Появившийся на зов Тоши хмуро осматривает Кейтаро. Мне достается брезгливый взгляд. Мысленно готовлюсь к спору или порции пренебрежения, но дух неожиданно открывает для нас проход и исчезает.

Едва темнота принимает нас в свои объятия, мне хочется спросить почему Тоши передумал. Но после одного взгляда на Кейтаро я решаю прикусить язык. Путь преодолеваем в молчании, но хриплое дыхание господина меня волнует.

Когда мои ноги ступают на дорогу у калитки знакомого дома, дневной свет сменяют вечерние сумерки. Кейтаро пропускает меня вперед. На террасе я вижу Айко. Вид духа, облаченного в темные ткани, мало напоминающие нормальную одежду, вновь заставляет меня вздрогнуть. Но на этот раз не пугает до дрожи в ногах.

Айко осматривает меня, затем господина и медленно кивает.

– Я подготовлю ванну, - говорит она и уходит в дом. Она движется не как человек, скорее она просто парит над полом, и от этого мне вновь становится не по себе. Разворачиваюсь к Кейтаро, чтобы спросить, какие будут распоряжения, но замираю, не успев даже открыть рот.

Мужчина стоит в шаге от меня и смотрит в глаза. Мне кажется, что его янтарные радужки излучают тусклый свет. Будто они впитали последние лучи солнца, а теперь возвращают его природе. Его взгляд словно притягивает меня, заставляя забыть о происходящем вокруг. И когда наш зрительный контакт разрывается, я ощущаю себя потерянной.

Кейтаро опускает голову, протягивает вперед руку и касается моего запястья. Удивленно смотрю вниз, заметив на собственной коже царапины. Их оставила женщина из той деревни. Четыре красные линии, похожие на след от браслета, одна из которых настолько глубокая, что видно выступившую и запекшуюся кровь.

Господин осторожно приподнимает мою руку, осматривая царапины.

– Ничего страшного, - тихо заверяю, но не пытаюсь отнять руку. Тепло мужских пальцев вновь кажется непозволительно приятным.