— Верно, — кивнул я.

— Это очень и очень хорошо, — ответил граф. — Вы ведь с ним можете свободно общаться, так?

Я посмотрел на отца. Тот улыбнулся и молча кивнул.

— Конечно, — ответил я.

— Замечательно. Теперь у нас гораздо больше шансов разобраться в том, что произошло с вашей семьей, — сказал Ратимир. — Но лучше этот разговор отложить. Нам нужно вернуть девочку к родителям и забрать кумира.

— Куда забрать? — растерянно спросил я.

— На Молодецкий курган, полагаю, — ответил Ратимир. — Надо восстановить древнее капище. Именно там он впервые явился нам.

— Надо так надо, — вздохнул я.

Любомир в своём новом облике активно помогал нам выкапывать столб и тащить его обратно к «Гелику», так что втроём мы управились быстро.

Перед тем, как завести машину, я взглянул на девочку, свернувшуюся калачиком на заднем сиденье. Она мерно сопела во сне. Вот только в какой-то момент мне показалось, что её длинные ресницы чуть трепещут.

— Она не спит, — сказал отец, возникнув рядом с машиной. — Притворяется.

— Ох… — выдохнул я. Потом присмотрелся ещё пристальнее. И точно: наложенное мной заклятие пропало. Неужели время рассчитал неверно? Или просто отвлёкся и перестал поддерживать?..

— У неё большие задатки волхвы, — заметил отец. — Случайности не случайны.

— Ладно, я знаю, что ты не спишь, — произнёс я, обращаясь к девочке. — Не бойся, мы не собираемся тебя обижать.

— А я и не боюсь, — ответила она, открыв глаза и потягиваясь. — Просто вам так спокойнее было бы, да?

— Так, а это что за явление? — граф развёл руками, когда увидел, что я разговариваю с девочкой.

— Вы же волшебники, да? — спросила она, глядя на меня с надеждой.

— Волшебники, волшебники, — улыбнулся я, снова готовясь наложить заклятия забвения и сна.

— Подожди! — остановил меня Любомир.

— Что? — спросил я.

— Я никому не расскажу, честно! — сказала девочка, глядя на меня большими честными глазами, влажно поблёскивающими в лунном свете.

— Я решу вопрос с родителями, — сказал Любомир. — Ей место в школе волхвов.

— Он прав, — кивнул отец.

Девочка оглянулась на его голос.

— Большая редкость, волхва, женского пола… — Ратимир погладил подбородок, потом посмотрел на Любомира: — А ты уверен, что получится?

— Я же теперь Васильев, — улыбнулся тот. — Так что получится.

— Любомир, ты собираешься выдавать себя за Изеслава? — уточнил Ратимир.

— Конечно, — кивнул тот. — За кого ещё я могу себя выдать в его теле?

— Это… рискованно.

— Это возможность!

Я пытался найти аргументы, чтобы возразить брату. Но то ли бессонная ночь сказывалась, то ли в принципе задача была не простой. В голову так ничего и не пришло.

— Господа, ночь на исходе, — сказал Ратимир. — Нам пора.

— Нужно договориться о связи, — сказал я, обращаясь к Любомиру.

— Приезжай через неделю к Васильевым, — ответил он. — Я всё подготовлю. Обменяемся новостями, поговорим, решим, что делать дальше.

— Хорошо, — кивнул я.

— С отцом поговори. Надо понимать, как и почему он вернулся, — продолжал Любомир.

— Поговорю, — пообещал я, глядя на старого князя, который молча наблюдал за нашим разговором.

Утром мы разъехались. Любомир остался в посёлке. Ему предстояло решить вопрос с местными помещиками насчёт девочки, видимо, предоставив соответствующую компенсацию. Потом переговорить с её родителями.

Мы же с Ратимиром в компании кумира и моего отца, родового духа, отправились обратно в Самару.

По дороге больше молчали. Видимо, граф не любил вести серьёзные разговоры на скорую руку и, пожалуй, в этом он прав. Отец тоже молчал.

Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что отец сидит в кресле и смотрит на меня.

— Доброе утро, — сказал он, увидев, что я открыл глаза.

— Доброе, — ответил я. — У меня большая просьба. Не мог бы ты, пожалуйста, не появляться вот так, когда я сплю?

— Хорошо, — кивнул князь, улыбаясь. — Не буду.

Он выдержал небольшую паузу, потом добавил:

— Непослушным детям в благородных семьях говорят, что за ними всегда наблюдают родовые духи. Чтобы они не слишком шалили… знаешь, я сам не очень в это верил. Что у духов время находится на это.

— Ты же знаешь, у меня было иначе, — ответил я.

— Мы не поговорили вчера, — сказал отец. — Надо бы это исправить.

Сколько раз в детстве я себе представлял вот этот разговор… бросал обвинения, придумывал оправдания, заверения, объяснения… теперь же, прислушавшись к себе, я вдруг понял, что это всё осталось где-то там, в прошлом. Отболело-отгорело, пепел остался. Я слишком много прожил на этом свете, чтобы по-прежнему ощущать какую-то обиду или переживать насчёт несправедливости.