— Твою мать, Оль, я ж не электростанция. Давай чего-нибудь поинтереснее вверни, я знаю, что ты можешь…

— Человек-объятия, возможно? — скулит.

— В АМС, солнышко! Все очень просто — мои инициалы, и вот в нашем огромном мире новая единица измерения. Алексей Максимович Смирнов. Сколько я могу отдать такой тепловой энергии понравившемуся мне человеку? Как думаешь?

Она зевает, растирает уголки глаз, и поглаживает свой лоб:

— Миллион, наверное? Я не знаю. С такого раннего утра очень плохо соображаю. Извини.

— Может поспишь на заднем? — киваю головой.

— Придется, видимо. Но я тут, с тобой. Долго добираться?

— Очень. Два с лишним часа, Климова. Точно два часа, если поднажмем. Но, — перестраиваюсь на разворот из города, — к чему нам торопиться с тобой? Во вторник будешь на своем любимом месте книги по алфавиту развозить на шатком сервировочном столе! Твою мать, это же смешно!

— Угу, — она укладывает голову на плечо, вроде смотрит на меня, только исподлобья, уже сопит одалиска, но все-таки пытается участвовать в разговоре.

Несчастная! Как она отчаянно борется со сном! Я беру ее красивую и тонкую кисть, локтем железной малышкой управляю, одним глазом зыркаю на дорогу, а вторым рассматриваю худые Олины пальчики. Климова пытается освободиться, слабо тянет обратно свою конечность, морщит недовольно носик, изображает три горизонтальные борозды на слишком гладком лбу, но я сильнее и настойчивее:

— Не отпущу! — притягиваю к губам ее ладошку, глядя на дорогу, целую и прикусываю холодную голубоватую женскую кожу. — Никуда не отпущу!

Через полтора часа останавливаюсь в своем любимом месте. Тишина, ни ветерка, ни городского гула. Равнина и бесконечные только-только зеленеющие поля. Тихо выгружаюсь из машины, хватая сигареты, поправляю плед на пассажирке и осторожно щипаю ее за ушко. Вздрагивает и рукой шевелит, отмахивается со словом:

— Перестань!

Добавит имя? Или на этом остановится и не станет будоражить меня? Она отворачивается, кряхтит, по-детски возится, подкладывает ладошки под ухо и сопит. Да, одалиска, ты — настоящая спящая соня! Женщина-сова, и никак иначе!

— Я покурю…

— Ага.

Упираюсь поясницей в теплый нос-отбойник автомобиля, прикуриваю сигарету, задирая голову вверх, выпускаю первый сизый дым. Отец не любит, когда я отчаливаю в свои пенаты, а мать все это стоически терпит, хотя уверен, что плачет по ночам. Они оба считают, что я выбрал жизнь конченого отшельника, хотя, по правде говоря, это абсолютно не так. У меня безусловно есть определенные проблемы с одиночеством в том плане, что я его люблю, просто обожаю, умею быть один, но для окружающих, увы, с таким своим самосознанием я — долбаное чудо-юдо неземное, заморское, чужое — им всем, моему страдающему обществу, такое иногда накатывающее на меня состояние невдомек. Именно!

У меня огромный деревянно-каменный дом на берегу моря. От городской черты довольно далеко, слишком, — два часа на собственной машине, на это, если уж по чесноку, и был мой стратегический расчет. Но я могу сейчас такое позволить, работая исключительно на себя. Для этого все и заводилось, для этого я старался выйти на свой независимый уровень, чтобы по ранним утрам, как одалиска, на работу задроченным стайером не бежать.

По-моему, я слышу хлопок автомобильной двери. Быстро оборачиваюсь — с пледом на плечах ко мне приближается сонное красивое создание:

— Уже? Мы приехали? Куда смотреть? Господи, тут так красиво.

— Нет, Оль, но нам уже немного осталось. Придется еще капельку потерпеть. Я разбудил тебя?

— Мы остановились. Я, видимо, проснулась от отсутствия движения и твоего бесконечного бухтения.

— Я бухчу? — усмехаюсь.

— Ну, что-то постоянно себе под нос напеваешь? — улыбается шире, затем зевает и становится рядом со мной.

У нее красивая, когда не наигранная улыбка. Стопорюсь, застываю, забываюсь, а потом вдруг:

— Сигаретку? — предлагаю ей свою.

— Я не курю, Алеша, — недовольно скрипит. — Ты разве не знаешь?

— Знаю-знаю. Но, — не докурив, отшвыриваю, быстро обеими руками хватаю женщину за теплую талию и выставляю тонкую фигуру перед собой, — может за ночь что-то резко поменялось. Вы, женщины, такие непостоянные натуры. Стоит отвернуться, а тут уже блондинка — но ведь была брюнетка, или третий — но был же вроде бы второй…

Сразу утыкаюсь носом ей в макушку, прикрываю глаза и глубоко дышу. Несколько раз — вдох-выдох, вдох-выдох, глубокий вдох — и очень медленный, сознательный выдох. Принюхиваюсь к ароматным женским волосам. Что у нас? Трава, сенокос, ветивер… Да, блин, уже не знаю! У нее все время изменяется запах, или у меня в наличии проблемы с обонянием. Похоже, стоит показаться врачу!