— Я в чем-то виноват, Алексей, перед вами? Что-то запретил вам, отказал в том, чего вам с братом очень сильно хотелось, или когда-то словом или действием обидел? Ударил, отлупил или обманул, или издевался, смеялся над вашими ранимыми чувствами? Ответь, я очень жду.

— Нет, — одними губами шепчу и тяну руку за пачкой с сигаретами. — Я возьму? Можно?

— Мать тебя убьет! Это же добровольная смерть, самоубийство табачным ядом, — отец скалит зубы. — Но пока штрафная рота пузыри пускает, одну, так уж и быть, можешь стянуть.

— Благодарю от всей души, — выбиваю тонкую трубочку, закуриваю, выпускаю в пол дым и поднимаю на отца глаза. — Ты — великолепный отец! Это мы — дурные и неблагодарные дети.

Он сильно, очень сильно, отрицательно мотает головой.

— Дурные, пап. Очень-очень! Есть ведь очевидные проблемы в общении, хотя не знали никогда ни в чем отказа или злословия, есть большое недопонимание с женщинами, говорю исключительно о себе, — постоянная, блядь, френдзона, и тупо ничего…

— Френдзона? — отец присаживается и собирает руки в замок. — Леш, я ваш молодежный сленг не очень понимаю. Объясни, если не затруднит. Френд — друг по-английски. Язык-то я знаю. Что значит…

— Дружба, отец, это так называемая дружба! Вечная и непрекращающаяся, а я — тот самый первоклассный мужчина-друг, правда, ненадолго, как правило, на одну ночь. Нет-нет, не проститутка, не волнуйся. Я цену себе знаю, но дальше всегда: «Алешенька, ты такой хороший, давай с тобой останемся друзьями»; или: «Алексей, ну ни хрена у нас с тобой не получается. Ты чересчур порядочный, а я вот женщина-чмо», или…

— Нет никакой дружбы между мужиком и бабой, — отец рычит на меня, глядя из-под насупленных бровей. — Что за блядскую ересь ты тут городишь? Бабы нет? Будет! Ты…

— Я за это и не переживаю, отец, — хмыкаю расслабленно. — Все устраивает в положении. Жениться не намерен. Извините, родители, но обременять себя семьей не собираюсь. Хочу постоянную женщину и все! Устал бегать по кроватям и быть слюнявчиком, или отдушиной, или мужчиной-жилеткой, или задолбанным другом. Не могу!

Отец водит двумя руками по столу, как будто что-то ищет.

— Пап?

Он вскидывает голову:

— Да?

— Что с тобой? — шепчу.

— Не знаю. Видимо, старость, да мать твоя допекает. Пилит-пилит-пилит малая ежедневно. Пару раз поймал на шушукающихся разговорах по телефону. Может у нее другой?

— Ты шутишь?

— Естественно! — он подтягивает меня одной рукой к себе. — Я ее сразу закопаю. Пусть только попробует. Поплачем над холмом и новую найдем! Ух, Тонька, моя любимая жена, моя кроха-крошка!

По его грустным глазам вижу, что он хочет мне еще что-то сказать.

— Ты болен?

— Нет. Тьфу-тьфу, — импровизированно плюет через левое плечо. — С чего ты взял?

— Ты — странный…

— Я волнуюсь за тебя, сынок. Не хочу, чтобы уезжал. А еще, — дергает меня за волосы, — со службы хочу уйти, на пенсию, но не сиднем же мне тут сидеть. Хочу внучат, мордашек пять — не меньше, с каждого от вас. С Сереги, наверное, спрошу вдвойне. Он слишком загостился по заграничным командировкам. Леш?

— Слышу-слышу. Приказ доступен и понятен, разрешите выполнять, товарищ генерал?

Отец цокает языком, отпускает мою голову и медленно отклоняется на спинку своего стула.

Он внезапно делается серьезным и вдруг, ни с того ни с сего, скрипя зубами, практически шипит в мое лицо:

— Все рапорты, заявления, запросы официального характера, Алексей Максимович, всегда проходят через начальника части. Ты знал об этом правиле? — теперь прищуривается, косит на меня взглядом, а рукой шурует по столу с намерением схватит пачку.

Не позволяю, поэтому подтягиваю ее к себе.

— Я…

— Ты этого не знал! Да и зачем тебе? — он широко закидывает обе руки за голову и скрещивает кисти на затылке. — А вот задира хорошо знает — он ученый в этом деле, неоднократно попадал за самоуправство! И потом, в конце концов, он мой непосредственный зам и лучший мерзкий друг.

Наверное, у меня на лице сейчас красуется так называемый алый флаг.

— Отец! — пытаюсь негромко начать. — Наверное, это было весьма самонадеянно…

— Он знал об этом и так легко тебя подставил, Леша. Сдал с потрохами твоему собственному отцу. Шевцов поржал над тобой, правда, тут ему надо отдать должное, вместе со мной. Юра все аккуратно сделал и спокойно принес свой личный рапорт мне на подпись. Ну, как бы оказал тебе услугу, короче, но я теперь считаю, что это твой рапорт, а Юрец ополоснул тебя, как помойное ведро. Так, а что там? Ну, я, конечно же, его прочел! Привычка и служба такая, и потом, на мое имя ведь придет официальный ответ. Так вот, там есть просьба о запросе про местопребывание старшего лейтенанта Дмитрия Черненького.