— Ты его не предупредил, что приедешь и, к тому же, что будешь не один? — смешно выпучивает глазки. — Леша, по-моему, будет неудобно.

— Мы слишком старые друзья, чтобы я еще напоминал ему о том, что собираюсь вернуться в свой дом и навестить его.

— Кто там? — хозяин задает вопрос. — Пират, назад, иди ко мне! Ко мне, дружок.

— Оль?

— Угу, — она перемещает свою руку, поднимает выше и задевает мой локоть, практически двумя руками цепляется за меня и виснет.

— Петр — не совсем обычный человек, — только начинаю говорить, как меня перебивает лязг замка и широко распахнутая внутрь дверь.

— Кто здесь?

У Красова Петра есть огромные проблемы со зрением. Вернее, проблемы есть, а зрения, к сожалению, уже нет.

— Привет, провидец! — громко говорю и с Климовой под руку подхожу поближе. — Ослеп или тупо не узнаешь старого друга?

— Ах ты ж, долбаная сука! Лешка! Когда ты вернулся? — он принюхивается, по-видимому, почувствовал, что я у его порога сегодня не один. — Кто с тобой? — сам себя сразу обрывает. — Постой, ничего не говори. Можно? Вы позволите?

Он обращается к Ольге и протягивает к ней руки, а я направляю свой взгляд и молчаливо у своей спутницы уточняю:

«Не возражаешь, одалиска, если этот человек слегка пощупает тебя».

Поднимаю палец к носу — прошу ее не произносить ни звука, она удивленно кивает, но мою руку отпускает, затем отходит немного в сторону и неуверенно приближается к Петру.

Петька — студенческий друг, икона нашего неоднозначного курса, слепой парень, получивший достойное высшее образование, и ни разу не воспользовавшийся своим увечьем с целью проставления положительной оценки. Красный диплом, та же специальность и высокая квалификация, но категорический отказ при приеме на работу. Машина непрерывного литья заготовок, повышенная температура в цехе, шум, грохот, отборный мат и его врожденный дефект… Короче, завод — не место для слепых, хоть и подающих большие надежды специалистов. Красов добивался через суд справедливости — вот так хотел работать, но, увы, все быстренько свернули и не дали полноценного хода, а Петька бешено психанул и проявил тяжелый характер, плюнул, затем громко хлопнул дверью и убрался аж вот сюда. Красов — очень странный сторож «режимного объекта», а его отшиб, место добровольно выбранного жительства, называется «слепой маяк». Здесь больше нет движения судов, фарватер чересчур заилен, да и море в этом месте основательно обмелело. Башня есть, лампа есть, ну, а света больше нет — последнее слепому человеку, кстати, не особо важно.

— Как Вас зовут, таинственная незнакомка? — тихо Климовой задает вопрос.

Мои слова, старик! Мои слова. Не зарывайся, парень!

— Оля, — одалиска шепчет. — Ольга Климова.

Петька осторожно прикасается руками к ее лицу, она убирает за спину свои конечности и вздергивает гордо подбородок.

— Петр, можно Петя или Петька, я на это не обижаюсь.

Собака-поводырь, Пират, немецкая овчарка, усаживается у моих ног, задирает голову и жалостливо заглядывает мне в глаза.

— Смирнов, не смей! — Красов быстро убирает от одалиски руки, поворачивает голову в моем направлении и, скривив в усмешке рот, брезгливо выдает. — У него режим и жесткая дрессура, а тебе лишь бы псину накормить от пуза. Всё! Все приличия соблюдены, поздоровались, обнялись, а теперь, ребята, проходите в дом.

Слепой хозяин отходит неуклюже в сторону, я поддерживаю его за руку, которую он вытягивает с очень тихими словами:

— Уберись, козлина. Не позорь меня при ней.

— Забыл, не буду.

У него красивый дом — внешний вид и внутреннее убранство говорят о хозяине, как о законченном аккуратисте, неоднозначном индивидуалисте и очень-очень одиноком человеке.

— Обратно не пойдете! В ночь никого не отпущу! — сразу сообщает, плотно прикрыв входную дверь. — Мы давненько с тобой, Смирняга, не делились впечатлениями о жизни, а с этой девушкой я хотел бы познакомиться поближе. Оля, проходите, пожалуйста. Немного смелее, мы с Пиратом не кусаемся, а Смирнов закаленный, к тому же от бешенства привит.

Все, как я и предполагал. Мы тепло общаемся втроем весь день и вечер, непринужденно шутим, легко смеемся, Климова уверенно поддерживает разговор, не разрывает с нами связь, и даже вызывается помочь с посудой и что-то вкусненькое нам, мужикам, на поздний ужин приготовить. Мы с Петькой, как истинные адепты жратвы, поддерживаем и даже немного поощряем ее порыв, а когда она вынужденно покидает нашу громкую компанию, Красов усаживается рядом со мной и выдает одну, на мой взгляд, бестактную и чересчур безумную вещь:

— Ты влип, Смирнов! По уши! Но я очень рад за тебя, братуха. Красивое лицо, приятный голос, надеюсь, что девочка с тяжелейшими характером. Как раз для таких, как ты!

— Чего? — усмехаюсь, втягиваю никотин и через нос выхлоп выпускаю. — Ты переел, Петруша?

— Заканчивай юлить. Лучше опиши мне ее подробнее. Неудобно было трогать, пока ты коршуном за нами следил.

— Ты, блядь, по-настоящему прозрел, Петенька, или дурачка включал все это время? Влипают мухи в мед или в дерьмо. Ты сравниваешь меня…

— Рад, что не ошибся, Смирняга. Твой тон, вызов, неуверенная речь сейчас — все перечисленное в совокупности полностью подтверждают мое предположение. И потом, друг мой, ты пришел сюда с ней. Это на моей памяти впервые, — кривит губы и тянется своей рукой к моему плечу, найдя его, легко похлопывает. — Я что, обидел тебя? Не обижайся на больного человека, а?

— Это сделать очень трудно, Петя. Ты же знаешь, я стойко переношу такие удары судьбы. Ты вот говоришь, что я привел ее? Тьфу! Если позволишь, так я приведу тебе разумное объяснение. Не оставлять же постороннего человека в своем доме, там слишком ценные и памятные для меня, практически антикварные эксклюзивные вещи. К тому же и я у тебя не слишком частый гость. Два зайца — один выстрел, что не так, братуха?