Я стояла молча, прикусив губу и теребя пуговицу на манжете.

– Что ж… Сделаю вид, что поверил. Доброе утро, коллеги! – холодно произнес ректор.

Я повернулась к нему и постаралась принять самый невинный вид, но от увиденного мой рот непроизвольно приоткрылся.

Ректор выглядел так, будто тоже бегал с учащимися на стадионе, которых я видела ранним утром.

На нем были узкие черные штаны, ремень с серебристой пряжкой, высокие ботинки со шнуровкой – и все! Рубашки не было!

С его волос, чуть промокших от растаявшего снега, на плечи капала вода, сбегая ручейками по могучему торсу вниз, куда я уже старалась не смотреть.

Мышцы бугрились на его широкой груди, живот был рельефным от кубиков пресса, а бицепсы, кажется, больше моей головы.

Осознав, что уже неприлично долго на него смотрю, я закрыла рот и стала разглядывать светильники на стенах.

– Доброе утро, господин ректор! – чопорно поприветствовал его Герберт как ни в чем не бывало.

– Лили, ко мне в кабинет! Герберт, зайдешь попозже, - все тем же ледяным тоном ответил ректор и прошел дальше по коридору.

Мне ничего не оставалась, кроме как последовать за ним.

– Мы не закончили, - прошипел мне в спину Герберт.

Я сделала вид, что не услышала. Если он еще раз позволит себе грязные намеки в мой адрес, то…

А что я сделаю? Мне и пожаловаться-то некому. Клариссу я не хотела в это впутывать.

Кабинет ректора был просторней моей комнаты. Вся мебель темно-бордового цвета, светлые обои без рисунка, лишь пара чьих-то портретов над письменным столом, который был завален бумагами. В углу стояла напольная вешалка для одежды.

Ректор сел за стол, указав мне на стул с кожаной обивкой, который стоял напротив:

– Сядь.

Я присела на краешек, стараясь смотреть куда угодно, только не на него.

Почему он не одевается? В конце концов, это неприлично, расхаживать вот так, полуголым!

– Поздоровайся хотя бы, что молчишь? – в его голосе послышались знакомые насмешливые нотки.

– Доброе утро, господин ректор! – отчеканила я, рассматривая шторы на окне.

– Мне надо обсудить с тобой кое-что… Да что ты уставилась на эти занавески? – неожиданно взорвался он.

– Вы не могли бы одеться? – смущенно пробормотала я, переведя взгляд на свои колени.

– Ах вот оно что! – рассмеялся ректор. – Я тебя смущаю или пугаю, или мой вид слишком противен для тебя? Между прочим, утренняя пробежка без лишней одежды бодрит и закаляет тело.

– Это неприлично! – отрезала я, снова вцепившись в многострадальную пуговицу на манжете.

– Ясно, понял. У нас тут появился блюститель нравственности и порядка! Пыль ей – фу, начальник ей неприличный. Твой Гевин, наверное, только за руку тебя и смог подержать при Луне. Остальное после свадьбы, да?

– Его зовут Кевин, - на автомате поправила я и тут же, осознав смысл его слов, возмутилась, - и моя личная жизнь вас не касается! Я не стану это обсуждать!

Хлопнула дверка шкафа, и ректор раздраженно ответил:

– Это не тебе решать, что меня касается, а что – нет. Поворачивайся уже, нам есть что обсудить.

Я перевела на него взгляд. Он успел натянуть на себя черную водолазку с высоким горлом и выглядел уже пристойно. Но зловещим.

Тишина повисла в воздухе. Ректор сидел, откинувшись на спинку стула, лицо было абсолютно бесстрастным, и я не могла понять, что ожидать от него дальше.

– Этой ночью я кое-что обнаружил, - начал он.

Кровь резко прилила к моему лицу. Неужели он имеет ввиду свой разговор с мачехой? Я боялась, что румянец выдаст мое волнение, поэтому старалась дышать ровно, чтобы успокоиться.

– А обнаружил я то, - продолжил ректор, - что у моих стен отросли уши. Маленькие такие, очаровательные уши, которые очень хочется надрать!

– Что вы имеете ввиду? – промямлила я.

– Я говорю о том, что ты имеешь дурную привычку подслушивать. Навык полезный, не поспоришь! – он картинно развел руками и продолжил. – Уверен, в королевском разведывательном управлении ты смогла бы построить головокружительную карьеру, если бы не одно большое и жирное НО…

С этими словами ректор медленно поднялся из-за стола и двинулся в мою сторону.

Он встал за моим стулом и оперся руками на подлокотники, нависая надо мной подобием крыши.

Я постаралась не показать своего волнения от его опасной близости и ровным голосом сказала:

– Я не понимаю вас.

А сердце при этом колотилось, как у испуганного кролика на мушке охотника.

– Конечно, не понимаешь, охотно верю, - произнес он над моей головой. – Но в следующий раз, когда снова будешь подслушивать, постарайся хотя бы не сопеть при этом, как паровоз!