Более мягкий и спокойный. Всё такой же изучающий, но больше не колит до крови. Почему-то именно это разбивает мою броню.

Я готовилась к битве. А не к этому. Почти спокойному разговору.

— Кирюша капризничал, — произношу я зачем-то. Вместо того чтобы просто озвучить свои требования. — Не захотел в садик, и меня не отпускал. А ещё он умудрился сбить коленки. Поэтому… Я задержалась.

Я не должна оправдываться. Но всё же делаю это. Словно тогда снижу накал в комнате. И Дубинин охотнее примет мои условия.

— Сильно упал? — мужчина мгновенно хмурится. — Опять в больницу ездили?

— Нет. Нет, совсем нет. Просто запнулся. Он часто так. Даже когда за руку держишь. Он бывает неуклюжим.

— И в кого это он?

Савва хмыкает, намекая на меня. А при этом немного улыбается. Ему словно нравится узнавать что-то о сыне.

Во мне же, наоборот, протест назревает. Закрыть, не говорить больше ничего. Савва не имеет права даже имени его знать!

Но…

Ни к чему хорошему это не приведёт.

Мой отец часто говорил, что лучше неудовлетворяющий результат, чем совсем никакого.

Компромисс — когда оба недовольны.

— Видиться с Киром ты будешь только в моём присутствии, — произношу я. — Ты не пытаешься с ним увидеться в другое время. Не лезешь в нашу жизнь. Встречи обсуждённые заранее и согласованные.

— Так, — медленно тянет Савва, кивает. — Это всё?

— Нет. Ты не станешь подавать в суд на восстановления отцовства. Не сейчас, по крайней мере.

Надеюсь — никогда. Но глупо было бы рассчитывать, что Савва совсем откажется от статуса. Может заупрямиться лишь из принципа.

— Я не хочу, чтобы ты потом пропал, — рвано вздыхаю, незаметно заламываю пальцы под столом. — Или передумал. И снова бросил…

— Больше этого не повторится, — жёстко рубит. — Я ошибся, но большего это не будет. Я никогда не откажусь от своего ребёнка.

— Ты уже отказался. И неважно при каких обстоятельствах. Ты не решил, что это чудо. Что врачи ошиблись. Ты вывалил вину на меня. Ты меня уничтожил, чтобы своё эго спасти.

Я произношу это хрипло. Нижняя губа начинает дрожать. Я до пульсирующей боли прикусываю кончик языка. Но это не помогает.

Меня словно перемалывает. Обида и боль вонзаются крюками в моё тело, раздираю. В ошмётки превращают душу.

Измена. Разлюбил. Передумал.

Это всё было куда проще и нормальнее, чем то, что сделал Савва. По крайней мере, это было бы честнее.

Его вина, он её признал и всё. Но нет. На самом деле своими жестокими словами — Савва по мне бил. Наказывал без суда и следствия. И это уничтожает два года спустя.

Потому что я не понимаю причин.

Не представляю, как можно было так поступить.

— Если бы мне прислали фотографии, где ты с кем-то — я бы к тебе пошла, — хриплю я. Пальцами обхватываю шею, там раздирает криком голосовые связки. — Я бы с тобой обсудила. Узнала. Потребовала бы доказательств верности, но у тебя! А ты просто всё перечеркнул.

— Я знаю, что совершил ошибку. И в тот момент… Это был самый логичный вывод. Которым я не горжусь. Но у меня были поводы сомневаться. Больше я такого не допущу.

— Это вопрос доверия, Савва. Завтра что-то поменяется. Ты ещё что-то решишь, надумаешь, поверишь кому-то… И уйдёшь. Оставляя после себя очередную разруху. Я с этим справлюсь. Мне плевать. Но Кирюшу я не позволю обидеть. Поэтому…

— Никаких официальных документов? — прищуривается мужчина. — Я согласен временно. С оговорёнными строками.

— Хотя бы полгода.

— Три месяца.

— Ладно.

Я быстро киваю. Я думала, что Савва включит режим барана. Упрётся и не даст больше месяца. А это… Это хороший срок, можно что-то придумать.

Мужчина чуть усмехается, расслабляясь в кресле. Понимает, что сам помог мне в этом.

— И ты не говоришь сыну, что ты его отец, — продолжаю я. — До получения документов. Он начнёт привыкать, а потом… Ты будешь другом, не отцом.

— Мара, я его отец!

— А я — мать!

Я подскакиваю, упираясь ладонями в стол. Гневно смотрю на мужчину, начиная закипать.

Вот такой он, Дубинин. Легко забрасывает спичку в костёр моих эмоций. Поджигает, не позволяя удержать контроль над собой.

И весь запланированный диалог рушится.

— Я его мать, — произношу я рвано. — Я, Савв. Я его воспитывала. Вынашивала. Была рядом, когда резались зубки. Когда он начал бегать и пытался лоб рассечь при первой возможности. Каждую бессонную ночь, все капризы, все моменты — с ним была рядом я. Ты от этого отказался.