Отгоняя от себя эту мысль, Эйра наклонилась вперед и уставилась на падающие снежинки за стеклянной дверью. С Адаиром у нее тогда тоже возникло странное манящее чувство, не такое сильное, как с королем, но какое-то совершенно иное… Так много странных ощущений и так мало ответов.

Белоснежного филина не было видно – она хотела было ослушаться Морозко и встать, чтобы выйти на балкон, но ей не очень-то хотелось снова падать. Потеряв сознание снаружи, она легко могла замерзнуть насмерть, и тогда уже и сам король мог бы не успеть прийти ей на помощь.

Сделав несколько глотков чая, Эйра приступила к шкатулке. Большую часть дня она провела, вы- резая внешний контур коробочки и узоры на ней.

Вскоре дверь открылась и в проеме появилась Ульва, несущая тарелку горячего мяса с овощами и стакан воды.

– Это все я виновата, – сказала она. – Нужно было остаться и помочь вам с ванной.

– Ничего подобного. Я просто чересчур упрямая. – Эйра отложила долото и нахмурилась, встревоженная внезапно пришедшей на ум мыслью. – Король же не бил вас?

Ульва покачала головой и выпрямилась, поставив блюдо и стакан на прикроватный столик.

– Нет, его величество никогда себе такого не позволяет. Да, он может повысить голос, когда мы напортачим, но он никогда не поднимает руку на слугу. Если только они его не предадут.

Эйра выдохнула, расслабляясь:

– Рада слышать.

– Я сегодня буду шить пару платьев. Хотите что-нибудь конкретное?

Слова Ульвы ее удивили – никто, кроме родителей и Сарен, никогда не делал ничего лично для нее. Все же немного омрачала мысль о том, что ее могут принести в жертву раньше, чем будет готово платье, но она выдавила улыбку.

– Что-нибудь новенькое. Может, даже не платье, а тунику с брюками. А я смастерю вам ответный подарок.

– Ну как отказаться от такого обмена. – Ульва развернулась, чтобы уйти, но помедлила. – Если захотите принять ванну или что-то еще, дайте Кусаву знать, меня кто-нибудь позовет.

– Обещаю. – Эйра сомневалась, что ей до конца дня захочется делать что-то еще, кроме как работать над шкатулкой. Да, выйти на улицу все еще было бы неплохо, но она решила отложить все дела на потом.

Стоило Ульве выйти за порог, как Эйра взяла в руки кусок красного дерева и принялась выводить глубокие узоры по темной поверхности. Сосредоточившись на деле, она не отвлекалась от него, пока пальцы не начало покалывать. Она сжала и разжала ладонь, думая, что это чувство появилось от непрерывной работы, но колючее ощущение поднялось вверх по рукам и разлилось под кожей. По всей длине ее рук начали проклевываться и распускаться белые перья.

Широко распахнув глаза, Эйра заверещала так, что все стекло в комнате лишь чудом не треснуло. Распахнув дверь, в комнату ворвался Кусав, с ужасом уставившийся на нее и на ее меняющиеся руки с отвисшей челюстью.

– Зови Морозко! – закричала она.

Все вокруг кружилось и становилось таким большим, словно сама она стремительно уменьшалась. Опустив глаза вниз, вместо человеческих ног она обнаружила тонкие темно-оранжевые лапы с загнутыми когтями. Ее руки превратились в крылья, все тело покрылось белыми перьями, а при попытке заговорить в комнате было слышно лишь громкое уханье.

Сердце бешено колотилось, ее неистово затрясло. Эйра не знала, что ей делать – она превратилась в настоящую птицу.

Секунду спустя в комнату влетел взлохмаченный Морозко.

– Где она? – прорычал он, не обращая на нее внимания.

Вбежавший следом Кусав остановился рядом с королем.

– Кажется, вон, – сказал он, указывая пальцем на Эйру.

Она снова попыталась заговорить, но у нее вырвалось лишь совиное уханье.

«Да что же происходит?» – подумала она.

– Эйра? – прошептал Морозко, подходя ближе.

«Понятия не имею, что твоя кровь натворила на этот раз, но ты только посмотри на меня. Верни все обратно!»

– Я тебя слышу, – завороженно сказал Морозко, садясь на кровать и жестом отсылая Кусава. – Стой на страже, пока я тебя лично не позову.

Кусав кивнул и оставил их в комнате наедине.

Тяжело дыша, Эйра поймала взгляд короля.

«Не понимаю, как ты можешь меня слышать?»

– Сам не знаю. Лучше расскажи мне, как это вообще получилось.

Она поведала ему, как трудилась над шкатулкой, как ни с того ни с сего начало покалывать руки, как ранее тем днем что-то отозвалось в ней, когда он ее коснулся.

– Это я тоже почувствовал. – Он прикусил губу.

«Дай мне зеркало». Ей нужно было посмотреть на себя и на то, во что она превратилась.

– Какая самовлюбленная птичка, – хмыкнул он.

Видимо, Морозко услышал тот рык, которым она ему мысленно ответила, потому что он взял овальное серебряное зеркало из одного ящика прикроватного столика и протянул ей.