Я показала ему себя всю, а он меня не хочет.

Руки Гаррета смыкаются вокруг моих запястий, притягивая меня к своей груди. Он опускает лицо, его грудь вздымается в такт моей.

— Ты просто совершенна, Дженни.

— Если бы это было правдой, ты бы не уходил.

Его губы чуть приоткрываются, взгляд мечется по мне, словно он пытается что-то сказать, даже когда лифт звякает и с легким скрежетом распахивается. Эмили выходит, озаряя нас своей лучезарной улыбкой.

— Привет, голубки.

Гаррет открывает рот, но прежде чем он успевает что-либо сказать, у него звонит телефон. Он достает его из кармана, и на экране высвечивается имя его сестры, Алексы. Он тихо ругается, а когда снова смотрит на меня, в его глазах столько боли, замешательства, душевной боли, что я не могу отделить все это друг от друга. Я не хочу быть причиной всего этого. Я хочу помочь ему пройти через это.

— Гаррет, я…

Его телефон звонит снова, и он сглатывает.

— Мне нужно идти. Прости, Дженни.

Я не хочу, чтобы он извинялся. Я хочу, чтобы он остался.

Он колеблется, прежде чем обхватить ладонью мою челюсть, большим пальцем проводя по моей нижней губе. Он приближает свои губы к моим в поцелуе, который так похож на прощание, к которому я не готова, которого я не хочу.

Его теплые руки исчезают, оставляя меня ощущать холод и уязвимость. Его взгляд, полный сожаления, скользит по моему лицу, словно он пытается запомнить каждую черту. Гаррет аккуратно убирает упавшую прядь волос с моей шеи, нежно целует меня в кончик носа и, бросив последний прощальный взгляд, разворачивается, поднося телефон к уху, оставляя меня стоять на месте.

Когда за ним закрывается дверь лифта, я встречаюсь взглядом с Эмили.

— Привет, — шепчет она. — Ты в порядке?

У меня горит в горле, и я облизываю губы, уставившись в потолок.

И тут это происходит. У меня затуманивается зрение. В носу покалывает. Никакое моргание не помогает. Мой рот открывается, чтобы ответить, подбородок дрожит, но вместо этого падает первая слеза, за ней вторая, и третья, все они каскадом скатываются по моим щекам, и Эмили летит по коридору.

Она крепко прижимает мое дрожащее тело к своему, и мои слова, наконец, приходят, сломленные и разбитые вдребезги, как и я сама.

— Ты же говорила, что он хочет быть со мной.

ГЛАВА 32

Сегодня я провел двенадцать часов в самолете.

Двенадцать гребаных часов, из Денвера в Ванкувер, из Ванкувера в Галифакс.

Новая Шотландия — совсем не то место, где я ожидал оказаться этим утром, проснувшись, но вот я здесь. Когда я приземляюсь в Галифаксе, на моих часах чуть больше одиннадцати вечера, но здесь, на восточном побережье, уже три часа ночи.

Три гребаных часа ночи, и вместо дома, где он должен быть, я нахожу машину моего отца именно там, где я и предполагал: единственная круглосуточная закусочная в округе. Он здесь единственный посетитель, не считая того самого старика, который последние двадцать лет каждое утро ни свет ни заря сидит за стойкой.

— Алисия, — приветствую я женщину за прилавком, которая лучезарно улыбается, когда я вхожу, несмотря на нотки раскаяния. Она работает здесь с тех пор, как нам исполнилось шестнадцать. Раньше я подвозил ее к месту смены, потом возвращался за час до ее окончания, садился за стойку и макал бесплатную картошку фри в бесплатный коктейль, пока ждал, когда моя девушка закончит работу, чтобы мы могли поцеловаться на заднем сиденье моей машины. — Почему ты все еще здесь работаешь? Ты сказала, что собираешься увольняться.

— Гаррет, — она толкает вращающуюся дверь и заключает меня в объятия, знакомые и теплые. — Всего пара дополнительных смен тут и там. Дети требуют чертовски много ресурсов, — она отстраняется, ее глаза мягкие и добрые, какими они были всегда. Однажды мы сказали, что собираемся пожениться. Но она хотела, чтобы я остался здесь, а я хотел уехать. Этому не суждено было случиться, и это нормально. — Я пыталась дозвониться до тебя, но твой номер теперь другой. Я собиралась заехать к тебе сегодня утром по дороге домой, сообщить твоей маме, что он был здесь.

— Как долго он здесь?

— Плюс-минус два часа. Думаю, он зашел, когда бар закрылся, — ее взгляд останавливается на моем отце, сгорбившемся в кабинке. — С тех пор, как он здесь, он ничего не ел и не пил.

— А как насчет того, что было раньше?

Она пожимает плечами.

— Не уверена. Он не хочет разговаривать, поэтому я оставила его в покое.

— Спасибо, что присматриваешь за ним.

Она хватает меня за локоть, когда я отворачиваюсь.

— Ты останешься здесь на пару дней?