Его руки держат меня в клетке в маленькой комнате, похожей на кладовку. Слишком темно, поэтому я не вижу ничего, кроме крошечного луча света, исходящего из-под двери и освещающего его лицо. Когда кто-то замолкает, это потому, что он знает или имеет какое-то отношение к тому, о чем я спрашиваю.

Его пальцы приподнимают мой подбородок, чтобы я могла сосредоточиться на нем.

— Я сказал им это сделать. Это был я.

— Зачем?

— Ты спросила, кто за этим стоит, и я тебе сказал, так что теперь моя очередь.

Я хочу пнуть и ударить его. Я хочу сделать ему больно за то, что он причинил мне боль. За то, что он обращается со мной так, будто я ничто. Я скажу ему, потому что знаю, почему он злится. Он думает, что я выбрала Сезара после того, как ушла и больше не возвращалась к нему, но он не понимает, ничего не понимает.

— Да, — шепчу я, и вижу, как его кулаки сжимаются у стены у моей головы, и закрываю глаза.

— Почему? Почему он? — Он задыхается на последней части, словно в агонии.

Мои глаза начинают наполняться слезами.

— Потому что он был рядом, когда меня пытались изнасиловать. — Я закрываю глаза, и слезы текут по моим щекам. Его дыхание учащается, словно он борется за воздух, но он ничего не говорит. — Мне было шестнадцать, и это возраст согласия в штате Джорджия. Один из подростков продолжал приставать ко мне, пытаясь убедить меня заняться сексом. Я жила у пары, которая любила брать детей, чтобы они могли получить чек. Нас было шестеро, и я была единственной девочкой в то время. Сезар только что вернулся из колонии для несовершеннолетних, и он должен был вернуться той ночью. Никто не связывался с ним из-за того, кем он был. Я выходила из туалета, а тот парень ждал меня, как хищник. Он крепко прижал меня к стене и сказал, что собирается это сделать, потому что никому до меня нет дела. Он так сильно вонзил в меня пальцы, что я почувствовала струйку крови на внутренней стороне своих бедер. Я попыталась закричать и царапала его, но он был больше и сильнее меня. Он собирался вставить в меня свой член, когда Сезар увидел его и вытащил через дверь, а я лежала на полу и корчилась от боли. Сезар вернулся, поднял меня и вымыл. Он ухаживал за мной и говорил со мной о том, что произошло, а потом однажды ночью он отвел меня в другую комнату и заставил меня все забыть. Он забрал боль и стер воспоминания, заменив их приятными, потому что я не хотела есть и не спала ночами, потому что боялась.

— Что он забрал, Руби? Он трахнул тебя. Ты отдала ему то, что изначально не принадлежало ему.

Я всхлипнула и опустила голову.

— Он заставил меня забыть. Он заменил мою боль, заставляя меня почувствовать себя красивой, нужной, и он никогда не переставал говорить мне, что я красивая. Никто никогда не шептал мне и не говорил таких слов, он был единственным, он действительно любил меня, он всегда оберегал меня и защищал, и просил никогда не соглашаться на меньшее. Он никогда не хотел причинить мне боль, и каждый кто попытался бы, был бы наказан им, хотя я никогда бы и не пожаловалась, зная, что прольется кровь. И не потому, что мне было бы жаль обидчиков, а потому, что я тоже забочусь о нем… И он точно, никогда не называл меня уродкой. — Я хватаю его за рубашку руками, не заботясь о том, что у меня текут слезы из глаз, когда я притягиваю его к себе, чтобы он мог меня услышать. — И он также никогда никому не говорил называть меня шлюхой. — Я отталкиваю его и выбегаю с кладовки.

РУБИ

После недели ада и избегания Кая любой ценой, стыдясь того, что я раскрыла что-то настолько личное, я никому не рассказывала эту историю… а теперь я рассказала Каю. Я была зла, обижена и просто устала от него. Плюс, я постоянно просыпалась в кровати.

Пакеты с кошачьим кормом и наполнителем для кошачьего туалета также постоянно появлялись в моей комнате. Однажды я заметила новый лоток. Он самоочищающийся. Я отказываюсь спрашивать Кэролайн, потому что не хочу видеть взгляд, полный жалости, который она все время на меня бросает. Я уже не могу выносить жалостливые взгляды, достаточно что я получаю его ежедневно от Стивена.

Но сегодня суббота, и наконец-то мой день рождения. Тайлер сказал, что они готовят для меня что-то в доме Кая, потому что у него есть подогреваемый бассейн, а его отец уехал.

Я чищу зубы, иду в комнату Тайлера и стучусь. Когда он открывает дверь, он в трусах, и я думаю, что у него там кто-то есть. Но он блокирует дверь, и это действительно не мое дело.

— Рубиана, — говорит он, закрывая за собой дверь. Кто бы это ни был, он не хочет, чтобы я знала. Я поняла… конфиденциальность.

— Извини, что прерываю, но я хотела спросить, считаешь ли ты, что вечеринка — это действительно хорошая идея. Особенно в доме Кая. Ты знаешь, он не слишком любит меня. Он практически выгнал меня из своего дома на прошлых выходных. И я не хочу больше драмы.

Выражение его лица становится серьезным, и он скрещивает руки на груди.

— Кай что-то сказал или сделал тебе? Он должен был отступить и перестать беспокоить тебя.

— Нет. Ничего подобного. Я просто не привыкла к вечеринкам и не считаю это необходимым, — лгу я о первой части.

Хотела бы я сказать ему, что он загнал меня в угол в туалете во время его игры, заставил людей обзывать меня и разрисовать мой шкафчик. Распространил слухи, что я шлюха, и трахал меня пальцами на диване перед двумя чирлидершами, которые лизали друг друга. И тот маленький факт, что он ненавидит меня, потому что я оставила ему прощальное письмо и не выходила на связь, потому что я застряла в приемных семьях с одиннадцати лет, был просто вишенкой на пресловутом праздничном торте. Но я молчу.