Шрифт:
— Воздастся, всем воздастся по заслугам! — пропыхтел он, выбираясь из ямы. Чем так поразила Единого земля в прошлый раз, что он решил не карать создания свои, отец Бреттани не знал, но очень хотел бы узнать. Ведь иначе уже и он мог бы родиться в Покое; и многие до него, и многие после никогда бы не узнали, что такое низменные земные грехи. «Потому что, — мечтательно вздохнул священник, — не было бы уже никакой земли!» Он подобрал мокрые, отяжелевшие полы рясы и снова побрел вперед.
Симель возвращалась по своим следам у башни, как вдруг увидела впереди долговязую фигуру отца Бреттани. Он с трудом пробирался сквозь снег, его белая шапочка сползла на самый лоб, а всклокоченные волосы окутали плечи седым облаком. Видя, что встречи не избежать, она продолжила путь и, подойдя ближе, поздоровалась, но священник резко поднял руку:
— Стой. Знаешь ли ты, что Единый накажет тех, кто пренебрегает святыми традициями?
Симель остановилась и непонимающе моргнула.
— Думаешь, можно вот так врываться посреди службы и уходить, когда хочется? — сощурился Бреттани.
А, вот оно что.
— Я очень спешила, святой отец. Спешу и сейчас, — склонила она голову, пряча сердитый взгляд.
— В храм, я надеюсь? — язвительно спросил священник, прекрасно видя, что она идет не туда.
— Нет, в кухни, — с этими словами Симель, не дожидаясь новой тирады, отправилась дальше.
— А ну, вернись! — крикнул вслед отец Бреттани. — Торопишься наполнить брюхо? Грешница!
Но она, не оборачиваясь, лишь ускорила шаг.
Когда с готовкой было покончено, солнце уже давно закатилось за горизонт, и на пороге стояла темная зимняя ночь. Симель сменила худощавого Азоха Рана у постели короля и теперь, катая в ладонях кубок с горданийским красным, смотрела через южное окно на маяк. Непроглядно черное небо, окружавшее со всех сторон замок, поглотило толстые стены спальни, и теперь на много миль вокруг простиралась только ночная пустота. Один лишь маяк, как исполинский факел, возвышался над черными водами океана, и Симели казалось, что она мотыльком парит над землей, привлеченная светом.
Она взглянула на короля — тот смотрел в окно, на красно-золотые блики, полосой идущие по льду от гавани до самого горизонта. В камине с сухим треском выстрелила искра, и Симель тряхнула головой, избавляясь от ощущения полета. Камин был единственным звеном, связывающим ее с этим миром, во всей комнате не горело ни единой свечи.
— Также в тишине потрескивал огонь на стоянке, — тихо проговорил король. Кубок в его руках накренился, тени залегли в глубоких морщинах, а живые, молодые глаза напряженно блестели. О чем он вспоминал?
Симели в такое время вспоминалась долина. Когда огонь в спальне трещал вот так среди ночи, а она дремала в неудобном кресле, чудилось, будто она заснула под деревом, укрытая не одеялом, а плащом, и стоит только погрузиться в сон, как сразу встрепенутся солдаты, послышится клич разведчика и нужно прыгать в седло и мчаться туда, где чинит погромы ненавистная шайка.
Где-то за стеной громко затрещал сверчок, ночь вступила в свои права. Симель подбросила дров в камин, расшевелила кочергой угли и снова завернулась в одеяло. Король все молчал.
— Сир, о какой стоянке вы вспоминали? — спросила она тихо.
Очнувшись, Вилиам посмотрел на нее так, будто не понимал, где находится.
— А. Мы тогда подошли к Венброгу. Было также темно и холодно. Нет, холоднее, гораздо холоднее, — король задумчиво склонил голову к правому плечу.
— Армия, которую вы привели туда, заслонила собой горизонт? — улыбнулась Симель, вспоминая шпалеру у главной лестницы.
— Ты про тот гобелен? — король поднял брови. — Едва ли. Но можешь быть уверена, ни до меня, ни после на севере не видели столь большого войска.
— Должно быть, это напугало беренцев.
Король неуверенно хмыкнул:
— Возможно. Но Дерик Беренский был не из пугливых. Так что я сделал все, чтобы мы не потеряли то, чего уже достигли.
Он на мгновение закрыл глаза, перебирали складки одеяла. Симель тихонько подвинула кресло поближе. Отец столько рассказывал ей о Беренском походе!
— «Его величество Вилиам Светлый решил осадить Венброг ночью, с марша, и тысячи огней морем потекли с холмов, окружавших крепость», — процитировала она «Хронику» Локара Плагардия. К ее несказанному удивлению, король вдруг рассмеялся и желтые блики огня заплясали в серебряных волосах и бороде.
— Локар, пройдоха… Твердил, что, чем бы ни закончилась осада, сделает из этого великий поход. Все время ходил за мной и лез в самое пекло.
— Все знали, как богат припасами Венброг, почему Дерик вышел за стены? Он был безумен?
— Он был честен и храбр. Не скрывал, что хочет полной свободы, и не боялся за нее драться. Мы могли бы просидеть там всю зиму, но, слава Единому, князь предпочел сражаться. Достойный противник — это счастье для воина.
— Но в «Хронике» сказано, что Дерик позорно отказался биться с вами один на один.