Когда мой спаситель перебрался вслед на балкон, лестница сама собой стала складываться. Хитрые пружины, опускавшие и поднимавшие ее, вернулись на место и подняли конструкцию, так что мертвецам не достать, даже самым долговязым и длинноруким.

Я пригнул голову, повернулся боком и влез в окно.

Незнакомец юркнул следом. Спешки его как не бывало: ускользнув от гадин под надежное прикрытие старого банка, он позволил себе расслабиться и улучил минутку, дабы проверить свое снаряжение.

Он ловко обернул веревку вокруг локтя и ладони, смотал в кольцо и вместе с искалеченным молотком навесил обратно на пояс. Следом запустил руку в заплечную кобуру и поставил на пол устройство в форме длинной трубки. Оно могло бы сойти и за бракованное ружье, только спусковой крючок заменяла медная лопатка, а дуло перекрывала мелкая решетка.

– Эта она так пищала? – спросил я, переводя дыхание.

– Она родимая, не я же, - откликнулся господин.
– Перед вами, сударь, Оглушающая Пушка Кулибина, в народе - Глушило. Вещь ядреная, но не без изъяна.

– Три минуты?

– Агась, около того. Питание вот тута, - он показал на рукоять, опоясанную тоненькими медными и стеклянными трубками. – Только опосля её вечность заряжать надобно.

– Вечность?

– Ну, минут пятнадцать. Тут от всякого зависит.

– От чего же?

– От статического электричества, - пояснил он и махнул рукой.
– Дальше можете не вопрошать, темный лес это всё.

– Никогда таких не видел. Весьма полезная в хозяйстве. А кто такой этот Кулибин? Он же ещё в 1818 помер.

– А мне почем знать, – пожал он плечами.
– Зовёт себя Кулибиным. Умелец он тутошный.

– Скажите, голубчик, сколько ему примерно лет?

– Много будешь знать – скоро состаришься, – прищурился под очками незнакомец. – Оченно уж вы, сударь, словоохотливый... Кто ты и что делаешь в нашем городишке?

– Так, хожу по своим надобностям, – ответил я, опасаясь болтнуть лишнего. – Местный я.

– Коли ещё раз обманешь, – показал он на меня пальцем, – я уйду, а ты сгинешь тут задарма. Усёк?

Юнец был прав, и я прекрасно это понимал. Оттого, глубоко вздохнул и сказал:

– Я ищу сестру. Скорее всего, она проникла сюда прошлой ночью, или чуть раньше, через старую канализацию.

– Она обрушена, - возразил он.

– Да. Мне уже сказали... – согласился я, присаживаясь на подоконник.
– Вы уж не серчайте. Дело тонкое. Кому тут доверять я не ведаю. Оттого и спросить не решаюсь.

– Так как ты её найти сумеешь, если и спросить у людей не можешь? Чудной ты, сударь.

– Вы первый, кого я встретил. К тому же – я знаю куда она держит путь...

– И куда же?

– Будешь много знать – скоро состаришься, – хмыкнул я.

– Ладушки, окунул, – глухо рассмеялся незнакомец, – Счёт открыт. Чудной ты, и не злобный. Пойдем. Отведу тебя к людям. Поспрошаешь за свою сестричку. А то, от меня проку точно нет.

– К каким людям?

– К надежным, – ответил тот, положив «Глушило» на плечо.

– Быть может, хотя бы познакомимся, ради приличия? – спросил я, поднимаясь на ноги.

– Позже, – ответил он, разворачиваясь к двери. – Время уходит.

Он повел меня вниз по лестнице. У входа в главный вестибюль, напрочь лишенный окон, стояла керосиновая лампа. Незнакомец зажег ее и двинулся в сторону подвала.

Вволю насмотревшись на его спину, маячившую впереди, я уже на лестнице сказал:

– Я вам безмерно благодарен. Надобно было сделать это сразу, каюсь. Простите меня.

– Просто делаю свою работу, только и всего, - отозвался он.

– Так вы здесь на правах встречающего?

Он покачал головой:

– Нет, но приглядываю за шумливыми чужаками вроде тебя. Детишки - то обычно пробираются сюда тихой сапой да помалкивают. А вот если заслышим выстрелы и грохот, то мне уже положено выходить на проверку, - язычок пламени затрепетал и ему пришлось встряхнуть керосин в светильнике. – Всякий люд тут околачивается, так их перетак.

На первом этаже нас поджидала дверь, промазанная дегтем по всем стыкам. Поверх каждой щелочки были прибиты полоски прорезиненной кожи.