О высоком духовном уровне тогдашних турецких евреев свидетельствует тот факт, что уже в первые десятилетия XVI века в Константинополе и Салониках существовали еврейские типографии, печатавшие книги на еврейском и на других языках. Печатались преимущественно произведения старой еврейской письменности и больше всего книги сефардских писателей. Библиографы вычислили, что за 15 лет (1505-1520) в обеих типографиях было напечатано около ста произведений еврейской средневековой литературы.

Эмиграционный поток с Запада достиг и Палестины и на время оживил эту многострадальную страну, испытавшую столько же бедствий, сколько ее рассеянный по всему свету народ. В первый момент «натиска на восток» со стороны сефардской диаспоры Палестина находилась еще под властью египетских Мамелюков, доведших опустошенную ранее страну до окончательного разорения. До конца XV века еврейская иммиграция в Палестину была ничтожна. Те небольшие группы благочестивых паломников, которые прибывали туда из различных стран, находили там исторические развалины, святые гробницы, безжизненные бедные общины. Выше уже было указано (том II, § 67), что прибывший из Италии в Иерусалим в 1488 году рабби Обадия да Бертинора застал в городе только 70 бедных еврейских семейств среди мусульманского и христианского населения. Спустя четыре года разразилась катастрофа на Пиренейском полуострове, забросившая и в Палестину группу сефардских странников. В 1495 г. в Иерусалиме уже числилось около 200 еврейских семейств, а усиленная иммиграция следующих десятилетий довела их число до трехсот семейств или 1570 душ (по свидетельству путешественника 1522 г.). Теперь община состояла из четырех групп: «мустарабов» или туземных евреев, говоривших по-арабски, африканских «магребитов», ашкеназов и непрерывно прибывавших сефардов, достигших вскоре численного перевеса над всеми остальными группами. На первых порах (приблизительно до 1510 г.) во главе разноязычной иерусалимской общины стоял раввин Обадия да Бертинора, который приступил к реставрации иерусалимского центра накануне притока туда свежих сил, как будто предчувствуя это событие. Одинаково уважаемый евреями и мусульманами, Обадия привел в порядок запущенные дела общинного самоуправления, автономного суда и школьного обучения.

В 1517 году произошел переворот в политической судьбе Сирии и Палестины. Турецкий султан Селим I отвоевал эти провинции у египетских султанов и подчинил себе самую метрополию — Египет. От соединения с могущественной Турцией Палестина могла только выиграть. Еврейское население в ней все более увеличивалось. Национальное чувство побуждало многих сефардов переселиться из своего спокойного приюта в европейской Турции в Святую Землю. Среди этих переселенцев был и ученый талмудист Леви бен Хави в, сын вышеупомянутого салоникского раввина, собирателя Агады. Семья эта была родом из Испании. В момент насильственного крещения детей испанских изгнанников, временно приютившихся в Португалии, малолетний Леви был вырван из рук родителей и окрещен, но он сбросил христианскую маску тотчас по прибытии в Турцию. В Салониках он дополнял агадический компендиум своего отца «Эн-Яков». Когда он переселился в Иерусалим, местная сефардская община избрала его своим раввином (1525).

Но не Иерусалиму суждено было стать центром новой еврейской колонии в Палестине. Святой город был переполнен христианскими монахами и мусульманскими дервишами, благочестивыми паломниками всех вероисповеданий, приносившими с собой из родины весь запас религиозного фанатизма и суеверия. Католические и православные монастыри с легионами монахов, бойко торговавших благочестием у «святого гроба», имели большое влияние на жизнь города. Скромные синагоги, незаметные рядом с великолепными церквами, жалкие кучки плачущих у легендарной западной стены храма Соломонова, рядом с шумными толпами христианских паломников у «святых мест» — все это свидетельствовало о том, как тяжело жить старому хозяину в отчужденном у него доме. Большое и вольное еврейское общежитие не могло утвердиться на этой почве, насыщенной религиозными страстями. И вот, как во времена римско-византийского владычества, Иудея со своей столицей уступают первенство Галилее, где за тысячу лет перед тем сиял закат национальной гегемонии в Циппори и Тивериаде, резиденциях патриархов и центрах талмудических академий. Здесь на крутой горе, господствующей над долиной к северу от Тивериадского озера, вырос городок Цефат или Саф ед, ставший с XVI века обособленным еврейским городом. Туземные евреи, мустарабы и магребиты, вывозили сельские продукты Верхней Галилеи в ближайший большой город Дамаск, центр еврейской торговли в Сирии. Прибытие сефардских переселенцев внесло оживление в местную общину. Пионером сефардов в Сафеде был изгнанник из Сицилии Иосиф Сарагосси, прибывший в Палестину около 1500 года. Для Сафеда Сарагосси был тем же, чем был Бертинора для Иерусалима: он организовал объединенную общину из туземцев и эмигрантов и основал в городе талмудическую иешиву. В 1522 г. сафедская община состояла уже из трехсот семейств. Еврейский путешественник из Италии, посетивший тогда Галилею, пишет следующее о хозяйственном положении края и новой сафедской общины: «Сафед изобилует хлебом и оливковым маелом, и если бы этих продуктов не вывозили в Дамаск, то они бы продавались задаром. Много есть евреев-купцов, привозящих товары из Дамаска. Не имеющие капитала для торговли занимаются ремеслами. В Палестине имеются четыре главные группы ремесленников: ткачи, золотых дел мастера, сапожники и кожевники, есть и плотники. Крепкие люди могут наниматься на поденные работы. Портные тоже могут зарабатывать на пропитание. Но те, которые не имеют ни знания ремесла, ни капитала, не должны приезжать из Италии, ибо раскаются и принуждены будут вернуться». Была, однако, еще одна профессия, которая высоко ценилась в обновленной Галилее: ученость. Уже в 1530-х годах сафедская община имела в своей среде выдающихся ученых и стала оспаривать духовное первенство у иерусалимской колонии.

Во главе сафедских талмудистов стоял энергичный человек, раввин Яков Берав (1474-1541), который после испанского изгнания жил в Северной Африке и оттуда переселился в Палестину. Берав задумал грандиозный план: учредить в Палестине высшую коллегию раввинов, наподобие малого Синедриона, которая имела бы право авторитетно разрешать вопросы религиозного законодательства и возводить в раввинский сан («семиха») ученых как в Святой Земле, так и вне ее. Этим путем Берав и его единомышленники надеялись утвердить общенародный духовный центр на родине иудаизма. Сафедские ученые одобрили этот план и, образовав коллегию из 25 человек, возвели в сан раввина и главы иешивы самого Якова Берава (1538). В послании к своим иерусалимским коллегам они мотивировали свое решение желанием «поднять поверженное знамя Торы» на земле предков, создать авторитетный раввинат с широкими полномочиями и подготовить предсказанный пророками момент, когда «Бог восстановит судей и мужей совета в городе правды». Тут же извещалось, что Бераву дано полномочие посвящать в раввинский сан достойных людей от имени коллегии. Решение, принятое в Сафеде, сразу встретило серьезные препятствия. Иерусалимский главный раввин Леви бен-Хавив и его товарищи были крайне возмущены тем, что сафедские ученые, без их ведома и без согласия общего духовного собора, приняли решение по делу, имеющему общенародное значение. Хавив объявил это решение самовольным и в своем ответном послании высказал опасение, что самозваный синедрион внесет путаницу в установившееся раввинское законодательство. Между Беравом и Хавивом возгорелась полемика, доходившая до личных оскорблений (Берав даже упрекнул своего противника за невольную «перемену имени» в юности в Португалии). Противные партии воевали не только пером. Нашлись низкие люди, которые донесли турецким властям о задуманном раввинами акте политического сепаратизма, и Якову Бераву грозила большая опасность, заставившая его удалиться из Сафеда. Он успел только, в силу данных ему полномочий, возвести в сан раввинов нескольких ученых, в числе коих был творец «Шулхан-аруха», Иосиф Каро.

Так неудачно кончилась попытка вновь утвердить национальную гегемонию на родине нации. Эта неудача была следствием не только противодействия горсти раввинов, а причин более существенных, коренившихся во внешних условиях жизни тогдашней Палестины. Две обновленные еврейские общины в Иерусалиме и Сафеде, в запущенной стране, где не было ни развитого сельского хозяйства, ни крупной промышленности и торговли, не могли создать живой гегемонический центр для всего еврейства диаспоры. Без материальной базы не могло быть и духовной надстройки. Да и не было организующих сил в той странствующей интеллигенции, которая тогда нашла приют на развалинах Святой Земли. Многострадальные странники были проникнуты мессианской тоской, мистической верой в воскресение древней родины, но у них не было ни практического плана реставрации, ни сил для его осуществления. Все они были обращены к чуду. Молитва, переговоры с Богом казались самым верным средством спасения. В синагогах и школах Иерусалима были установлены дежурные группы из ученых, учащихся и вообще благочестивых людей, которые должны были поочередно поститься один день в неделю, а ночью бодрствовать и молить Бога о пришествии Мессии. Однажды, после Пасхи 1521 г., произошло «чудо»: во время ночного бдения накануне дня поста разразилась сильная буря; утром, когда молящиеся в слезах вопили: «Да придет к Сиону избавитель!» — гром потряс все здания города, а молния ударила в купол главной Омаровой мечети, расположенной на месте былого храма Соломонова, и произвела там пожар. Об этом «огне с неба» иерусалимские старцы поспешили оповестить своих братьев во всех странах для того, чтобы укрепить в них надежду на избавление от мук голуса. Позже миссия «чудес» и мессианской пропаганды стала специальностью мистиков Сафеда, где во второй половине XVI века родилась практическая каббала (см. дальше, § 7).

В тесной связи с Палестиной находились еврейские колонии в Египте и государствах Северной Африки. В Египте, покоренном Турцией в 1517 г., нашли приют многие еврейские эмигранты из христианской Европы. В Александрии и Каире образовались сефардские общины наряду с туземными. Евреи в Александрии, по свидетельству Бертиноры, имели большие склады товаров, проходивших через эту мировую гавань из Венеции и Генуи в Индию и обратно. При владычестве Мамелюков официальными представителями египетских евреев были «нагиды», местные экзилархи. Турецкое правительство упразднило это звание, и последний египетский нагид Исаак Шалал переселился из Каира в Иерусалим, где много содействовал обновлению еврейского общинного строя. Фактически, однако, роль нагидов в Египте исполняли и после того верховные раввины в столице страны, Каире. Приблизительно с 1520 года такой пост занимал ученый талмудист Давид бен-Зимра (литературное имя: Радбаз), испанский изгнанник, попавший сначала в Африку, а потом в палестинский Сафед, где получил раввинское образование в вышеупомянутой иешиве Иосифа Сарагосси. Заняв место главного раввина в Египте, Радбаз принялся за упорядочение общинного самоуправления. Ему удалось водворить мир между двумя еврейскими общинами Каира: мустарабов и магребитов. Как коренные жители страны, мустарабы добивались первенства в общинном управлении и требовали от переселившихся из соседнего Магриба (Алжир, Тунис и Марокко), чтобы они в синагоге молились по ритуалу «арабскому», отличавшемуся от чина богослужения, принятого в Магрибе. Радбаз побудил представителей обеих общин заключить соглашение на началах взаимной терпимости (1527). Он же установил, чтобы в письменных договорах и юридических актах всякого рода не употреблялось больше общепринятое на Востоке древнее Селевкидское летосчисление (minian atarot), сохранившееся дольше всего в Египте. С того времени и на Востоке стало употребляться давно установившееся в Европе летосчисление «от сотворения мира». В течение сорока лет Радбаз заведовал высшей талмудической школой в Каире и стоял во главе раввинской коллегии. Его многочисленные решения по части еврейского права («Тешувот», респонсы), рассылавшиеся в ответ на запросы общин и раввинов, считались самыми авторитетными для того времени. В глубокой старости рабби Давид переселился в Сафед, где некогда провел свою юность, и деятельно участвовал в раввинской коллегии, во главе которой, после Якова Берава, стоял знаменитый Иосиф Каро.

Египетские евреи всегда оставались верными турецкому султану как верховному властителю страны. Эту верность они доказали, когда местный паша Ахмет Шайтан задумал отложиться от Турции и провозгласить себя независимым правителем Египта. Мятежный паша начал с того, что приказал откупщику монетного дела в Каире Аврааму де Кастро чеканить монету с именем Ахмета — вместо имени турецкого султана. Поняв замысел узурпатора, Авраам де Кастро бежал в Константинополь и сообщил там о готовящемся перевороте. Евреям тогда грозила крайняя опасность со стороны Ахмета-паши. Желая отомстить им за преданность султану, паша наложил на них огромную контрибуцию, а когда деньги не были внесены в срок, велел заковать в цепи представителей еврейской общины в Каире и грозил истребить всю общину. Но прежде, чем угроза была осуществлена, мятежника успели поймать и обезглавить. День избавления от опасности (28 Адара 1524 г.) долгое время праздновался местными евреями под именем «Египетского Пурима».