Библейские комментарии той эпохи были орудием не религиозно-философского исследования, как в былой письменности сефардов, а нравоучительной проповеди в духе тогдашних аскетов и мистиков. Они изложены в форме синагогальных проповедей на тексты Св. Писания. Типичным в этом смысле комментатором был сафедский проповедник Моисей Алшейх (ум. ок. 1600 г.), ученик Иосифа Каро. В его многочисленных проповедях-комментариях («Торат Моше» и др.) все устремлено к религиозному назиданию, к внушению «страха Божия» и презрения к суетной земной жизни. Здесь в аллегориях совершенно пропадают прямой смысл библейского текста, красота легенд и мудрость древних. А между тем этот метод стал образцом для подражания, и тысячи «магидов» позднейшего времени черпали свою премудрость из книг Алшейха. Более светский характер имели проповеди европейского коллеги Алшейха, салоникского раввина Моисея Алмоснино. Этот современник Иосифа Наси сыграл большую роль в организации большой салоникской общины и объединении ее разрозненных земляческих «кагалов». В 1565 г. он отправился во главе общинной депутации в Константинополь, чтобы просить султана о защите гражданских прав евреев против враждебных греков, и при поддержке Иосифа Наси добился охранного султанского фирмана. Живой общественный темперамент чувствуется и в проповедях Алмоснино, где часто вплетены цветы былой свободной риторики (книги «Тефила ле-Моше», «Меамец коах» и др.). Образованный сефард, сведущий по физике, астрономии и философии, Алмоснино писал некоторые свои сочинения на испанском языке еврейскими буквами («Regimiento de la vida» — о проблеме свободы воли и предопределения, о происхождении добра и зла и о значении астрологии; «Extremos i grandezas de Constantinopla» — об Оттоманской империи, о контрастах богатства и бедности, пороков и добродетелей в ее столице и т.п.). Такие испанско-еврейские сочинения, печатавшиеся большей частью в Салониках, положили начало литературе на эспаньольском диалекте или «ладино» (латинском), обиходном языке восточных сефардов. При всей своей склонности к философствованию Алмоснино, однако, не высказывал вольных мыслей, и ему прощали светскую форму некоторых его произведений. Ко всякому же проявлению свободомыслия раввины относились с чрезвычайной строгостью. Когда до Сафеда дошла книга итальянского писателя Азарии де Росси «Меор Энаим», где были высказаны некоторые вольные исторические мысли (см. дальше, § 19), Иосиф Каро и его раввинская коллегия решили предать книгу «херему» как еретическую, подлежащую истреблению. Каро умер, не успев опубликовать акт херема, и это сделали его ученики, в том числе вышеупомянутый Алшейх (1575). Власть разума и контроль критики не признавались в этом царстве слепой религиозной традиции, где все более утверждалась власть самого необузданного мистицизма.

Новое могучее настроение все более овладевало умами в восточном еврействе и проявилось с особенной силой на почве Палестины. Испытанные в конце Средних веков потрясения породили жгучую мессианскую тоску в еврейской душе. Среди западных изгнанников, очутившихся в Палестине, эта тоска принимала формы мистической экзальтации. Вид дорогих развалин и связанные с ними воспоминания о былом величии нации будили в сердцах мечту о чудесном возрождении. Многим казалось, что чаша страданий Израиля уже переполнена, что близится время, о котором вещали древние пророки и таинственно нашептывали позднейшие мистики. Нужно только приготовиться к грядущему «концу времен», нужно сделаться святыми на почве Святой Земли, очиститься покаянием и молитвой и углубиться в созерцание божественных откровений, скрытых в сверхчеловеческой мудрости каббалы. Священное Писание каббалы, книга «Зогар» (см. том II, § 19), раньше распространенная только в списках, была в это именно время впервые напечатана в Италии, сразу в двух изданиях (Мантуя и Кремона, 1558-1559), и сделалась доступной большому кругу читателей. Давнишняя легенда о древнем происхождении «Зогара» уже успела превратиться в непреложную истину, и новые галилейские мистики углублялись в сокровенные мысли этой книги, некогда созданной рабби Симоном бен-Иохаи в пещерах Галилеи по вдохновению свыше. Волновали в особенности те мысли, которые относились к вопросу о конце «голуса». Согласно «Зогару», появлению мессии должен предшествовать великий акт искупления грехов, который должны совершить за народ его лучшие представители. Посвященные в «тайное учение» отшельники, ведущие созерцательную жизнь, могут достигнуть идеала святости, приобрести влияние на небесные сферы и ускорить пришествие мессии. Это мистическое учение имело особенно восторженных последователей в Сафеде, близ тех мест, где после разрушения Иудеи внимал небесным голосам творец «Зогара». В этом городе, населенном тогда почти исключительно евреями, свила себе гнездо группа каббалистов, из которых иные заходили слишком далеко в своих мистических опытах.

В народе сохранилось предание об одном галилейском мистике Иосифе делла-Рейна, который вздумал путем аскетических упражнений и заклинаний сломить нечистую силу, задерживающую пришествие мессии. Однажды (около 1530 года) Иосиф с пятью своими учениками ушли из Сафеда в близлежащее селение Мерой, где, по преданию, похоронен Симон бен-Иохаи, и приступили к совершению своего подвига. Там и в пустынных, окрестностях Тивериады они уединились, совершали омовения в Генисаретском озере, проводили дни и ночи в посте и молитве и до того отрешились от всего земного, что обрели возможность общаться с высшими духами. Зная тайну полного божьего имени и имен ангелов, Иосиф путем заклинаний вызвал Илию-пророка и некоторых ангелов и от них узнал, что сатана, начальник злых духов, преграждает еврейским молитвам доступ к трону Божества, а сильны злые духи грехами Израиля. Ангелы открыли Иосифу секрет уничтожения главы нечистых сил Самаэля и его жены Лилит, живущих в пустыне в образе двух черных псов. Иосиф и его ученики, проделав все предписанное им ангелами, поймали двух страшных псов и усмирили их, повесив Самаэлю на шею оловянную дощечку с вырезанным на ней именем Божьим («шем-гамефораш»), а Лилит — с библейской надписью (стих пророка Захарии, 5, 8). Но при этом Иосиф не соблюл одной предосторожности: он поддался мольбе издыхающих дьяволов и дал им понюхать фимиама для подкрепления сил. Тогда раздался голос с неба: «Ты воскурил фимиам перед Самаэлем — и ты погиб в этом II будущем мире». Два ученика Иосифа от страха умерли на месте, двое вернулись в Сафед и умерли там в страшных мучениях, так как в них вселились злые духи; пятый ученик остался «одержимым», бесноватым на всю жизнь. Сам Иосиф делла-Рейна удалился в Сидон и с досады сделался великим грешником, вступил в любовную связь с женой местного начальника, а когда тот хотел ему отомстить, бросился в море и утонул. В этом рассказе отразились тогдашние представления об аскетических подвигах и каббалистических упражнениях как способе ускорения блаженного часа: пришествия мессии и прекращения голуса.

В середине XVI века в Сафеде образовался кружок каббалистов-аскетов, стоявших близко к раввинской коллегии Иосифа Каро. В этот кружок входили люди, приобретшие потом известность в литературе: Моисей Кордоверо, Соломон Алкабец и Илия да Видас. Моисей Кордоверо (1522-1570), член семьи, переселившейся из испанской Кордовы в Палестину, был учеником Иосифа Каро по части Талмуда, но его больше тянуло к «тайной науке». Он углубился в изучение «Зогара» и написал обширный комментарий к нему. Свою систему каббалы он изложил подробно в сочинении «Пардес римоним» («Сад гранатовых яблок») и вкратце — в трактате «Ор неерав» («Приятный свет»). Система эта основана на теории о десяти «сефирах» или идеях-силах, эманациях Бесконечного, через которые мир сотворенный («olam ha’beria») связан с миром отвлеченным («olam ha’azilut»). Вера в бытие сефир является здесь уже догматом, отрицание которого составляет ересь, ибо он исходит от одного из творцов «устного учения» Мишны, от танная Симона бен-Иохаи. Признающие только Библию и Талмуд, а не «Зогар», по мнению Кордовера, «иссушают источник познания». Из трех ступеней знания: Библии, Талмуда и Каббалы последняя — наивысшая. Наилучшее время для изучения каббалы — часы после полуночи или субботний день, когда душа раскрыта для восприятия глубоких тайн бытия. В названном кратком трактате автор полемизирует с теми, которые отрицают «тайную мудрость» или эзотерическое учение и ограничиваются только «явным учением» Торы и Талмуда; к таким противникам он применяет стих Притчей Соломоновых (18, 2): «Не желает глупый мудрости (тайной), а любит только обнаружение своего духа (т.е. все наружное, видимое)». Кордоверо повторяет мысль «Зогара», что Тора дана людям «под оболочкой» и познание состоит в разгадке того, что скрыто под этой оболочкой. Нужно дойти до познания сокровенного в божественном откровении. Только человек, поднявшийся на высшую ступень тайной мудрости, может иметь общение с «миром отвлеченным». Для этого нужны особое настроение и особая обстановка, и Моисей Кордоверо сообщает о своем личном опыте в этом деле: «Мы вместе с божественным мужем рабби Соломоном Алкабецом выгоняли себя (удалялись) за город, в поле, чтобы там заниматься Торой, и неожиданно перед нами раскрывались новые невероятные вещи, чему может поверить лишь тот, кто видел и многократно испытал такое состояние». Товарищи бродили по разным местам Галилеи, «простирались на гробницах» Симона б. Иохаи и других святых мужей и там достигали способности ясновидения (1548 г.). В Сафеде сохранилось предание, что, когда Моисей Кордоверо преждевременно умер (в 1570 г.), перед его гробом по пути к кладбищу двигался огненный столб, который удостоился видеть только святой каббалист Ари, прибывший тогда в Сафед. Иосиф Каро сказал в своей речи у могилы покойного: «Здесь похоронен ковчег Торы».

Соломон Алкабец (ум. около 1580 г.), брат жены Кордоверо, был старше его и дал ему первый толчок в мистическом направлении. Алкабец писал мистические комментарии к «Песни Песней», Псалмам и молитвеннику, но только одно произведение увековечило его имя в еврейской литературе: прекрасный гимн «Лехо-доди», которым во всех синагогах доныне приветствуется наступление субботы. Мессианское настроение придает особенную задушевность этому гимну, навеянному печальным видом развалин древней Иудеи. В нем нашли свое выражение и мистический культ «царицы-субботы» или «невесты-субботы», связывающий еврея с Богом, и глубокая тоска по Сионе, излившаяся в страстном призыве:

Храм царя, царский град, подымись из руин!

Уж довольно сидеть средь долины скорбей!

В рефрене каждой строфы («Пойдем, друг мой, навстречу невесте, навстречу лику субботы») слышится отголосок тех мистерий, которые совершались в ту пору в кружке сафедских мечтателей. Члены его собирались еженедельно по пятницам и исповедовались друг перед другом в грехах, содеянных за неделю. В сумерках того же дня они выходили в белых одеждах за город и «встречали субботу» пением псалмов и гимнов, вроде «Пойдем, мой друг» и «Гряди невеста». В будни совершались дела покаяния: в определенные дни постились и молились, в полночь вставали со сна, садились на землю и с плачем читали «Иеремиаду» и прочие элегии о разрушении Иерусалима; иные в знак траура не ели мяса и не пили вина от одной субботы до другой.

Около 1570 г. среди экзальтированных мистиков Сафеда появился человек, которому суждено было придать определенную форму этим смутным мистическим настроениям и положить начало религиозной системе, господствовавшей над умами в течение двух столетий, до появления хасидизма. Исаак Лурия Ашкенази, называвшийся сокращенно АРИ (по инициалам: Ашкенази Рабби Исаак), родился в Иерусалиме в 1534 году, в семье, некогда переселившейся из Германии. Потеряв в детстве отца, он переехал в Египет и воспитывался в доме богатого дяди, бывшего откупщика податей, в Каире. Здесь он изучал Талмуд под руководством главного раввина Давида бен-Зимра (§ 3). Но талмудическое законоведение не удовлетворило пытливого духа юноши. Он углубился в изучение «Зотара» и других каббалистических книг, ища там ответа на волновавшие его вопросы. Говорили, что в течение семи лет Ари жил уединенно, в домике на берегу Нила, и только субботние дни проводил в кругу семьи. Отшельническая жизнь, посты и ночные бдения довели его до галлюцинаций. Временами он впадал в экстаз, и ему казалось, что он слышит голоса свыше, что его посещают чудные видения. В 1569 г. Ари возвратился в Палестину и, после кратковременной остановки в Иерусалиме, прибыл в Сафед, где вступил в общение с тамошним кружком мистиков. Своим религиозным экстазом он увлек членов кружка, и некоторые из них признали его своим учителем. В сопровождении этих учеников Ари часто бродил по загородным полям или кладбищам и там открывал им тайны каббалы. В известные дни, особенно по пятницам, они отправились к гробнице Симона бен-Иохаи и там совершали мистические обряды, пели гимны, беседовали о близости «времен чудес» и о приготовлениях к встрече грядущего мессии. Однажды — рассказывает предание — Ари и его ученики ушли в пятницу за город, в белых одеждах, для встречи «царицы-субботы». Посреди молитвы Ари внезапно спросил учеников: «Хотите сейчас идти в Иерусалим, чтобы провести там субботу?» Ученики колебались и ответили, что пойдут сказать об этом своим женам. Тогда Ари в отчаянии воскликнул: «Горе нам, недостойным! Я видел, что сейчас мессия готов был появиться в Иерусалиме, и, если бы вы согласились идти без колебаний, мы были бы избавлены от голуса».

Посреди этих мистических сеансов не стало вдруг молодого пророка. Ари умер от чумы в 1572 г., 38 лет от роду. Эта неожиданная смерть произвела потрясающее впечатление на его поклонников. О покойном стали говорить как о новом Энохе, который «ходил с Богом» и был внезапно «взят на небо». Утверждали, что в лице Ари явился «мессия из дома Иосифа», который, согласно древним преданиям, должен играть роль предтечи мессии-освободителя из дома Давида. Истолкователем тайного учения Ари сделался один из наиболее приближенных его учеников, Хаим Виталь (1543-1620), отец которого, переписчик свитков Торы, переселился в Палестину из итальянской Калабрии и потому назывался Calabrese. Хаим Виталь излагал письменно то, что Ари сообщал устно в тесном кругу посвященных, и, как всегда бывает в подобных случаях, апостол влагал в уста учителю многие из своих собственных мыслей. Так возникло учение, известное под именем практической каббалы.