Это воспоминание сменяется другим.

Мне около года, может чуть больше, я, держась за перекладины, нетвердо стою на толстых ножках и жалобно реву что есть мочи. Над кроваткой нависло лицо матери.

Белла берет меня на руки, качает, напевая какую-то песенку, затем укладывает притихшего меня обратно в кроватку. Берёт вышитую шёлковой гладью подушку со знаком сокола и вновь наклоняется ко мне. Близко-близко, так, что я чувствую её запах — молока и мяты. Но я и вижу это сейчас со стороны — она прикладывает подушку к моему лицу и начинает душить… душить своего ребёнка.

Я задыхаюсь. В груди разгорелся пожар из боли и обиды. Пожар выжигает в груди пустоту.

К счастью отец появился вовремя и оттащил мать до того, как она успела совершить непоправимое.

Герцог бьет её по щеке, с такой силой, что мать падает на пол. Белла, свернувшись на полу клубком, содрогается в рыданиях, с ужасом глядя на свои руки, на вновь расхныкавшегося меня. Отец берет меня на руки, пытается утешить.

— Я не хотела, — шепчет Белла. — Герберт, я не хотела! Что со мной творится?! Этот ребёнок сводит меня с ума!

Воспоминание обрывается вспышкой боли. Отец выпустил новое кольцо дыма. И снова приложился к виски.

Я был бы не прочь сейчас присоединиться к его занятиям. С каким бы удовольствием я сделал бы затяжку и глотнул алкоголь, только бы хоть на мгновение затушить эту боль…

— Рождение Эрика принесло нам с Беллой столько страданий, — продолжал рассуждать отец. — Было бы лучше, если бы он вовсе не рождался. Тогда Белла не сошла бы с ума, и мы были бы счастливы…

И вновь наплыли видения. Отец обнимает совсем юную мать за плечи. Она смотрит на него доверчиво, нежно. Игриво шепчет в ухо, что любит…

— Может и лучше, если Эрик не вернется… — выносит приговор отец. — А я тогда женюсь, я ещё могу иметь наследника. Я ещё не так стар… Есть шанс всё исправить…

Жжение в моей груди усилилось. Сердце стучало как бешенное. Я чувствовал ненависть к ним обоим, ненависть и боль. Я отвергнут родителями, они поставили на мне крест, до того, как я появился на свет. Я не знал их любви, их заботы…. Поэтому и сам я не мог никого любить…

Я сделал над собой усилие и, отодвинул обидку на родителей далеко на задний план, зацепившись за то, чем был все эти годы для них я сам. И вид со стороны был далеко не из приятных.

Все эти годы я находился очень далеко был далек от понятия «образцовый сын» и уж точно не являлся лучшим наследником целого герцогства. Вопреки всем усилиям отца, который нанял мне целую свору учителей, я не поступил в академию. Я не интересовался ни тренировками, ни занятиями, ни делами герцогства. Все это время я интересовался только собой, бегал по девкам, и вёл праздный образ жизни. Я был так плох, что собственный отец легко поверил, что я способен на воровство и подлость.

Но то был и не я вовсе, то был слабый избалованный сопляк.

А я… я тоже не идеален… И тоже показывал себя не с лучшей стороны, то опаздывал на тренировки, то демонстрировал своё невежество, то пренебрегал своими долгом и светским этикетом… Так что, в какой-то мере, отношение отца ко мне было справедливым.

Однако, как только я проявлял себя с положительной стороны, то почти всегда получал от отца и поддержку, и благосклонность. Я вспомнил, как во взгляде отца появилась гордость, когда выяснилось, что меч достойного принадлежит мне по праву, и что богиня жизни Аве выбрала меня своим избранником и наградила даром сокола.

Нет, отец любил меня… Просто, мне нужно доказать ему, что я заслуживаю не только его любовь, но и уважения. И я докажу ему. Он поймет, что я достойный наследник, и что он может мне доверить дела герцогства.

Жжение в груди прекратилось, дышать стало легче. Ко мне вернулись способность думать и действовать.

Я повернулся к тому, кто нашептывал мне мерзости.

Я ожидал увидеть опять самого себя. Но передо мной с горящими алым пламенем глазами стояли мать и отец. Они держались за руку, смотрели на меня холодно, с презрением.

— Без тебя нам было лучше! — покачал головой отец.

— Я не должна была дать тебе родиться! — подхватила мать.

Опять сделалось больно в груди.

— Мы никогда не любили тебя и не будем любить! Как бы ты не старался заслужить нашу любовь!

В глазах потемнело. Я понял, что не дышу уже долгое время и жадно схватился за воздух.

Я вновь усилием воли, задавил в себе обиду. Посмотрел на отца, на мать…

— Пусть так, — тихо согласился я с ними. — Я вас прощаю.

— Что ты делаешь? — удивился отец.