— Я не удостоился вашей любви, что ж пусть так. Однако вы дали мне жизнь… Я прощаю вас и иду дальше. Пусть ваша любовь не благословляет мой путь, значит, мой путь будет труднее, но это не определяет того, кем я буду в этом мире, свой путь определяю только я сам. Я не буду оправдывать свою тьму тем, что вы меня недолюбили. Я прощаю вас!

Это были не просто слова, они шли от сердца. Я почувствовал, как обида и боль теряют свою власть надо мной.

Медленно образ отца и матери развеялись черной дымкой. Идол на моих глазах рассыпался в прах. Его останки подхватил ветер и понес к проясняющемуся горизонту.

В глазах стало темно, и я упал в эту тьму. Она кричала голосом моей матери, таким жутким, что кровь стыла в жилах.

Очень медленно и тяжело я возвращался к свету. И сразу же меня стало выворачивать наизнанку. И потом опять меня накрыла тьма, но она уже была теплой и уютной.

И снова меня призвал к себе свет. Я с трудом разлепил глаза. Было сумеречно. Рядом потрескивал огонь. Обеспокоенный Леон ходил вокруг костра с видом полководца, обдумывающего тактику сражения. Как только он увидел, что я очнулся, то сразу же бросился ко мне.

— Эрик, слава всем ликам Триликого ты очнулся! Вот попей, — он поднес к моим губам фляжку, я жадно отпил. — Ты победил! Я не ошибся, что пошел за тобой! Ты одолел еще одного! Теперь сюда вернулся свет, пусть и сумрачный, но всё лучше, чем тьма… Ты облегчил их страдания…

— Как долго я был в отключке? — напряженно спросил я, прерывая дифирамбы в честь моего сомнительного подвига.

— Часов шесть, наверное, уже, как бы не больше, — нехотя ответил Леон.

Сердце у меня похолодело. Болезненно сжалось. Времени, чтобы спасти Фила оставалось всё меньше. Шансы таяли.

Я попытался подняться и не смог. Тело было как будто свинцом налитое.

— Эрик, ты не торопись, попросил Леон. — Я понимаю, ты хочешь спасти всех. И друга, и пленённые здесь хармы, но не всегда и не всех можно спасти. Ты пойми, тебе не одолеть ещё одного идола в таком состоянии. Нужно отдохнуть. Это жизненно необходимо!

— На том свете отдохну, — упрямо стиснув зубы, возразил я и снова, собрав всю воля в кулак, попытался встать.

На этот раз у меня получилось сесть, но долго я в этом положении не продержался и снова бухнулся на спину.

— Дурак! — проскрежетал Леон.

— Я должен успеть! — упрямо процедил я.

— Ты не переживешь этого, если даже победишь! — обреченно покачал головой Леон. — В тебе жизнь едва теплится, твоя харма изранена. Эрик, не будь ослом! Думай головой, а не сердцем.

— Тогда я стану Вардом, — возразил я. — Лучше помоги мне встать. Я сделаю то, что должен!

— Это убьет тебя!

Идол был не так далек. Я прикрыл глаза. Я измучен это правда. Правда и то, что последний идол имеет все шансы меня добить. Однако я должен выдержать. Я должен успеть спасти Фила. И не потому, что обещал там что-то ему… А потому что рыжий был мне нужен, как друг, как оруженосец, как соратник…

— Лучше помоги мне сделать то, что должно, — процедил я.

— Я не могу тебе помочь, Эрик, я темный, — стал скороговоркой оправдываться Леон. — Как только мы встретимся взглядами. Идол призовет к моей тьме, я сам стану идолом. И вместо одного врага ты получишь двух!

— Леон, я прошу тебя, помочь мне подобраться к этому гаду, а не бороться вместо меня. Это моя битва!

— Это самоубийство, я не стану тебе в этом помогать!

— Ну и в жопу тебя! — разозлился я.

Я перевернулся на бок, поднялся на четвереньки и медленно пополз на карачках. Хоть расстояние и было небольшим, даже такой способ передвижения изрядно меня утомил. На лбу выступила испарина. Голова закружилась.

Подобравшись к идолу. Я материализовал меч и, опираясь на него, тяжело поднялся. Достал фляжку, допил виски и заглянул в глаза тьме.

На этот раз не было никаких картинок. Просто тьма плотная, осязаемая, вечная накинула мне на шею удавку и стала душить. Тьма во мне парализовала волю, не давая обратиться к свету. На задворках сознания прокатилось понимание, что из этой тьмы я уже не выберусь никогда. А еще то, что Леон оказался прав…

Меня что-то больно толкнуло, буквально вырывая меня из этого облака тьмы. Я открыл глаза, чтобы увидеть, как Леон встал на мое место. Тьма в его глазах встретилась с тьмой в глазах идола. Тело волка содрогнулось и стало переплавляться в деревянного истукана. Он истошно заорал и почти сразу затих.

Однако все случилось не так, как говорил Леон. Идол на холме остался один. На месте рассыпавшегося в прах черноокого идола, на меня взирал идол с серыми глазами. Это то, что осталось от Леона. Я, не успев ничего обдумать, заглянул в эти стальные глаза, чтобы в последний раз поранить свою душу….

Мне показалось, что я попал в ледяную воду, и мое тело пронзили сотни острых кинжалов. Дыхание перехватило.

Я сделал над собой усилие и вынырнул. Точнее не я, тело принадлежало не мне, а тому — за кем я наблюдал и кого чувствовал, как свое естественное продолжение. Я как будто парил над плавающим в реке подростком лет тринадцати, что был копией Леона, только с глазами не жёлтыми, как у волка, а серыми, как глыбы льда.