Роман ждал, напрягшись от ее предостережения, но его брат снова только рассмеялся.

— Если ты любишь меня, Маша, — сказал он, — ты научишься любить и моего брата тоже.

— Почему я должна это делать? — яростно возразила она. — Я не Федорова.

Нет, она и правда не была такой, подумал Роман, отступая в тень. И никогда не станет, если он сможет этому помешать.

— Она мне не нравится, — сказал Роман отцу, стиснув зубы от ярости. — Она манипулирует людьми, папа. Она хочет забрать Диму себе и украсть его у нас. Она надеется, что он отвернётся от своей семьи.

— Никто и никогда не заберёт у меня Диму, — бесстрастно ответил Кощей. — Но если ты так сильно настроен против неё…

— Да, — твёрдо подтвердил Роман.

— …тебе придётся очень скоро изменить своё мнение, потому что она станет твоей сестрой, — закончил Кощей.

Несмотря на неприятное известие о том, что его отец предложил жениться на Бабе Яге, Роман с трудом подавил победоносную улыбку. Уже тогда он знал, что старшая Марья Антонова никогда не согласится. Ведьмы Антоновы всегда выбирали друг друга, и Дмитрий, как и Роман, был прежде всего сыном Фёдорова. Он никогда не смог бы простить пренебрежительного отношения к имени их отца, и в этом Роман был уверен. Вскоре он убедился в своей правоте.

— Она отказала мне, — сообщил Кощей всем троим своим сыновьям. Одиннадцатилетний Лев был слишком мал, чтобы понимать, что это известие могло означать открытую войну между семьями. Роман же понял это мгновенно. — Мы больше не будем общаться с ведьмами Антоновой или их союзниками, — продолжил Кощей. — Они ничего не значат ни для нас, ни для районов. Мы не будем ни говорить о них, ни вести с ними дела, ни беспокоиться о них. Все меня поняли?

— Да, папа, — сказал Роман. Так же, как и Лев, который почти ничего не знал о безрассудной любви их старшего брата. Дмитрий, однако, поколебался. Лишь на мгновение.

— Может быть, это неразумно, папа, — медленно произнёс Дмитрий. — Сжигать мосты с такими могущественными ведьмами? Может быть, отношения ещё можно спасти?

— Баба Яга оскорбила меня, — твёрдо ответил Кощей. — А значит, она оскорбила всех нас. Убей в себе всю нежность к её дочери, Дима, потому что нет сомнений в том, что она выбрала. Невозможно неправильно истолковать то, что она сделала.

Как и подобает сыну Фёдорова, Дмитрий покорно хоронил свои привязанности, когда его об этом просили. Или, по крайней мере, так считал Роман. Правда, поначалу Дмитрий не терял надежды, что из вражды между Кощеем и Бабой Ягой еще что-то может выйти, — казалось, он молча верил, что обстоятельства могут измениться или, возможно, Марии удастся переубедить свою мать, — но эта надежда с треском погасла, когда стало известно, что старшая ведьма Антонова выходит замуж за Стаса Максимова — ничем не примечательного боровского ведьмака, старше её на несколько лет, сына другой столь же незначительной ведьмы Боро.

Роман увидел морщинки вокруг рта брата, означавшие, что впервые, возможно, за все время, Дмитрий был рассержен или раздосадован. А, может быть, и то, и другое. Как бы то ни было, в тот день солнце светило Дмитрию Фёдорову гораздо тусклее, чем обычно, и Роман воспринял это как знак. Его отца обидели Антоновы. Его брата тоже. И Роман, который любил их обоих, знал, что должен добиться возмещения ущерба.

(Одно приводит к другому.)

Младшая Марья Антонова была права в том, что у Романа был зоркий глаз, и, возможно, в наказание за её осторожность он никогда не перестанет наблюдать за ней. Он следил за её передвижениями, внимательно изучая её связи с другими ведьмами — что, надо признать, было не так уж сложно. Роль Марии, как правой руки Бабы Яги и исполнительницы её воли, требовала отказа от нежности в пользу силы. Она, как и Дмитрий, несла благословение и бремя наследника, именно поэтому ее было довольно легко найти и еще легче следить за ней. Не составило особого труда заметить, что она продолжала регулярно посещать одного и того же человека, и если это не было интрижкой — в чём Роман сильно сомневался, — то, очевидно, это был бизнес.

После почти десятилетней вендетты Роману наконец удалось раскрыть главного информатора Марии Антоновой: человека по имени Бринмор Аттауэй, известного также как Бридж.

Кощей никогда бы не стал работать с Бриджем. Во-первых, ему это было попросту не нужно — сеть его собственных связей была куда обширнее. Во-вторых, ни для кого не было секретом, что отец Романа мало заботился о не-ведьмах. Мария Антонова, напротив, не обладая ни каплей гордости и, вероятно, ещё меньшей щепетильностью, щедро заплатила Бриджу за его информацию. Но именно Роман предложил ему нечто большее, чем деньги. Единственное, перед чем, как он знал, Бридж не мог устоять.

Силу. В частности, единственную, которую Бридж не мог создать сам — силу ведьмы.

— Один флакон в неделю, — сказал Брин, разглядывая магию, сверкавшую в крови Романа. — По субботам. Седьмой день по Библии, день знамений. — Роман знал, что это типичная чепуха для фэйри — они, как вид, были безнадёжно привязаны к ритуалам. — Сделай это для меня, Фёдоров, и мы заключим сделку. Я скажу тебе, кому продаёт Марья Антонова. Но если ты опоздаешь хотя бы на день…

— Я и не собираюсь, — холодно заверил его Роман около шести месяцев назад, прежде чем осознал, что то, что он предложил, не так уж и возобновляемо, как он думал.

(Одно приводит к другому.)

Дмитрий был первым, кто заметил, что Роман постепенно теряет свою магию.

— У тебя дрожат руки, — сказал Дмитрий, кружа вокруг Романа со своей обычной царственной озабоченностью. Твой контроль ослабевает. Ты отдаёшь её, Рома, или продаёшь?

— Ни то, ни другое, — процедил Роман сквозь зубы, хотя правильнее было бы сказать: и то, и другое.

— Скажи мне, что происходит, — приказал Дмитрий, снова вспыхнув золотым.