— Какой? — спросила Галина, и её мать тонко улыбнулась.

— Если ты поможешь нам, Галина, — промурлыкала Яга, — возможно, что-то с этим можно будет сделать.

Галя, милая Галя, подержи меня за руку.

— Просто скажи, что тебе нужно, — сразу ответила Галина. Мать кивнула и, развернувшись, распахнула дверь в свою комнату, приглашая дочь войти.

Aкт IV: Будь только моей

Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!

Отринь отца да имя измени,

А если нет, меня женою сделай,

Чтоб Капулетти больше мне не быть.

(отрывок из трагедии «Ромео и Джульетта»

в переводе Б. Пастернака)

IV. 1

(Во тьме)

Дмитрий Фёдоров был солнцем, луной и звёздами. Его мать шептала это ему, когда он был мальчиком: «Дима, ты — солнце, луна и звёзды». Она имела в виду, что он был её вселенной, и, возможно, так оно и было. Её мир был очень маленьким.

Маша сказала ему что-то похожее, когда ему было пятнадцать, но уже в шутку: «Дима, ты — солнце, луна и звёзды», — бросила она своим преступно равнодушным тоном, — «ты никогда не оглядываешься, чтобы понять, что мир вокруг тебя живёт, движется и существует вне и вопреки тебе».

Теперь Дмитрий Фёдоров снова был солнцем, луной и звёздами.

Мёртвой, сияющий точкой в космосе.

Дмитрий и Роман хоронили своего брата Льва во тьме. Ирония новолуний — и, по сути, всех начинаний — в том, что они всегда начинаются с полной темноты. Без малейшего светила в помощь. Без обещания будущего.

Роман пришёл к Дмитрию и рассказал ему, что произошло. Оба были мертвы — Лев и Александра, Саша, младшая из ведьм Антоновых. Её тело уже забрали.

— Наверняка, — сказал Роман, — это сделал Иван.

Дмитрий ничего не сказал. Он не спросил, что произошло. Он ничего не сказал о сердце, спрятанном в маленьком флаконе на кожаном шнурке у себя на шее. Он ничего не сказал ни о сердце Маши Антоновой, ни о своём собственном.

Дмитрий и Роман похоронили Льва во тьме и молчании. Затем Роман выпрямился, прочистил горло и заговорил:

— Бридж сказал мне, что наш договор выполнен.

«Это твоя вина», — так и не произнес Дмитрий.

— Хорошо, — был его единственный ответ.

— Ты ненавидишь меня, — предположил Роман.

Да, конечно. Конечно, ненавижу. Разве ты не понимаешь, чего ты меня лишил?

— Нет, — ответил он. — Я не ненавижу тебя.

— Я никогда не хотел, чтобы это произошло, Дима, — сказал Роман.

Никто никогда не получает того, что хочет, Рома. Мне это известно лучше, чем кому-либо.

— Знаю, — ответил Дмитрий.

— Папа, — осторожно начал Роман, — он хочет, чтобы мы…

Дмитрий закрыл глаза.

— Это может подождать, — поспешно добавил Роман.

«Да», — подумал Дмитрий, — «желания Кощея могут подождать. Могут подождать вечность. Могут подождать, пока гнев в моих жилах не утихнет — если это вообще когда-нибудь произойдёт. Кощей может подождать, пока не угаснет моя ненависть, если она вообще угаснет. Он может подождать завтра, и послезавтра, и каждый новый день. Пусть стучится в мою дверь, пусть умоляет, и посмотрим, отвечу ли я ему. Кощей вне смерти, вне жизни, без совести. Впервые, Кощей может подождать, когда я решу, что готов что-то для него сделать».

— Проследи за ним, — сказал Дмитрий. — Что бы это ни было. Чего бы он ни хотел.

Лоб Романа нахмурился.

— Дима, — начал он.

«Кощей умирает, знаешь ли», — не произнес вслух Дмитрий. — «Кощей является Бессмертным только до тех пор, пока не перестанет быть таковым».

— Мне нужно кое-что сделать, — сказал Дмитрий вместо этого, и Роман, вероятно, понял, что что-то было не так. Возможно, Роман гадал, как заставить брата — вселенную (солнце, луну и звёзды) — заговорить, но, возможно, он уже понял, что больше не имеет права знать мысли Дмитрия.

Он его отпустил. И, похоронив своего брата Льва, Дмитрий отправился к единственному, с которым мог бы встретиться. К единственному человеку, на которого мог смотреть без отвращения.

— О, — сказал Бринмор Аттауэй, открыв дверь.

Дмитрий схватил Бриджа за горло, и под его пальцами пробежали мелкие искры силы.

— О, — повторил Бринмор Аттауэй, на этот раз менее внятно.

Свет в апартаментах Бриджа был слишком тусклым для Дмитрия, который только что похоронил брата во тьме. Он отпустил Брина, почти швырнув его на пол, и повернулся к двери, с грохотом захлопнув её. Когда задвижка щёлкнула, Дмитрий замер в ожидании. Может, фейри его убьёт? Воткнёт клинок в сердце со спины?