Джордж недоверчиво усмехнулся.

Но сердце Элли затрепетало при мысли о том, что она может застать Брэндона мечтающим, с рассеянным взглядом. Очарованная представшим перед ней видением, она почувствовала, как уголки ее губ приподнялись.

– И что вы на это ответили?

– Я сказал ей, что не делал ничего подобного и что мои мысли были заняты предложением чрезвычайной важности.

От нее не ускользнул выбор слов. Он балансировал на грани между тем, чтобы дать ей время уладить дела с Джорджем, и тем, чтобы поторопить ее. Она предупреждающе покосилась на него, и он сверкнул нераскаянной улыбкой, прежде чем добавить:

– В конце концов, я знаю из достоверных источников, что некоторые речи требуют правильной формулировки, ради потомков и путеводителей для будущих поколений.

Он был не только высокомерен и властолюбив, но и неисправим. В лучшем смысле этого слова. Ей следовало бы разозлиться на него, но вместо этого ей хотелось посмеяться над его дерзостью.

– И этот авторитет, - сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы в ее голосе прозвучало неодобрение, - вероятно, сказал бы вам, что правильное время также имеет первостепенное значение.

При этих словах он выгнул бровь, и его взгляд метнулся к беседке.

– Значит, этому авторитету никогда бы не пришло в голову самому сделать спонтанное заявление, а?

Что ж, в его словах был смысл, подумала она. Но, конечно же, он не собирался делать ей предложение здесь и сейчас. Не так ли?

Джордж что-то проворчал от скуки, запрокинув голову к небу.

– Что бы это ни было, звучит так, будто это требует слишком больших усилий. А все, что требует такой тщательной подготовки, того не стоит.

Брэндон напрягся, все хорошее настроение исчезло с его лица, когда он бросил взгляд на Джорджа.

– Если вы закончили кататься верхом на сегодня, Незерсоул, я уверен, что конюх будет рад возвращению лошади моей сестры. Хотя, на будущее, мы с мистером Уортоном были бы признательны, если бы вы предупреждали заранее, прежде чем брать лошадь в столь ранний час.

Джордж ухмыльнулся, как будто этот вопрос не имел большого значения, а Элли съежилась от дурного предчувствия, когда он открыл рот, чтобы заговорить.

И, прежде чем он успел что-либо сказать, она вставила:

– Звучит как великолепная идея. Джордж, почему бы тебе не отвести Гамлета обратно в конюшню, и тогда мы с тобой сможем закончить нашу беседу.

– Не могу, Элли. Я слишком устал от охоты. И меня пригласили поужинать с Джерболдом позже. Итак, как насчет того, чтобы я завтра взял тебя с собой на прогулку, а? Мы прогуляемся по деревне. Что скажешь?

– Что ж...
– Она неуверенно посмотрела на Брэндона и на то, как подрагивает у него челюсть.
– Думаю, еще один день не повредит.

– Хорошо, - согласился Джордж и, прежде чем она успела подготовиться, наклонился и поцеловал ее в щеку.
– До скорого, моя Элли. Хорошего вам дня, Халлуорт. Постарайтесь не слишком усердствовать, иначе скоро станете самым неуловимым горбуном Лондона.

С этими словами он снова вскочил на коня и поскакал к конюшням.

Когда она снова повернулась к Брэндону, он протягивал ей носовой платок, выражение его лица было жестким и непреклонным. Она взяла салфетку и послушно вытерла щеку, борясь с желанием закатить глаза.

– Тебе не нужно ревновать. В конце концов, ты прекрасно знаешь, что у нас с Джорджем никогда... ну, ты понимаешь.

Она покраснела.

– А чего ты ожидал от меня?

Он выхватил сложенный вчетверо платок и сунул его в карман.

– Я сожгу это для тебя.

– Я не об этом, а о Джордже, - сказала она со вздохом.
– Я собираюсь поговорить с ним завтра.

– И ты возьмешь компаньонку.

– Брэндон, ты...
– Она замолчала, стиснув зубы.
– Какое у тебя второе имя?

– Кристофер, - четко произнес он.

– Брэндон Кристофер Стредвик, ты ведешь себя нелепо, - возмутилась она.
– Я знаю Джорджа всю свою жизнь. Мы, безусловно, можем побеседовать без сопровождения.

– Ты должна радоваться, что я не предлагаю вместо этого вооруженную охрану. Не говоря уже о том, что мне требуется вся моя сила воли, чтобы не перекинуть тебя через плечо, не отнести в аббатство и не запереть нас в моей спальне на следующие пятьдесят или шестьдесят лет, - прорычал он, придвигаясь ближе, раздувая ноздри.