— У вас есть какие-то предположения? — тут же насторожилась она.

— Пока довольно смутные, — признался господин Гэн. — В любом случае, сегодня мы все узнаем. Ваша задача, госпожа — что бы ни произошло, не сводить глаз со статуэток. Даже если кто-то опять заскребется в углу или начнется пожар.

Она кивнула.

— Я поняла вас. Но почему бы нам пока не развлечь друг друга беседой. Вы обещали ответить на мои вопросы. — Она дождалась, когда Гэн сделает рукой приглашающий жест, и лишь потом продолжила: — Я вспомнила кое-что о своем прошлом, но главное ускользает от меня. Наш общий враг… Кто он?

Лицо мужчины стало совершенно бесстрастным. А вот глаза… В них плескалась сдерживаемая, но хорошо ощутимая ярость.

— Тот, кто едва не уничтожил вашу семью… Тот, из-за кого вам пришлось стать Железной Чжу. Тот, кому вы так славно служили потом столько лет… Золотой Тигр Поднебесной. Великий император Цзя Циньху.

С каждой его фразой что-то надрывалось внутри. Что-то лопалось, словно воспоминания ее раньше хранились в непроницаемой скорлупе в глубине души. И вот сейчас эта оболочка пошла трещинами, еще и еще… Не выдержала, раскололась — и содержимое ее — горькое, едкое — излилось, отравляя, заставляя корчиться. Не от боли, нет — от застарелой холодной злости.

«Цзя Циньху…»

В памяти всплыли ненавистные глаза. Небольшие, темные, с оранжевым отливом, подведенные черным, чтобы усилить сходство с тигриными. Взгляд их часто казался снисходительно-благожелательным, даже туповатым. Опасное заблуждение. Она знала, каким цепким и тяжелым он мог стать, как легко мог вспыхнуть гневом или блаженным предвкушением на горе тем, к кому обращен.

«Отныне я существую и дышу только чтобы мстить… Я пойду на все, дабы расквитаться с Великим Тигром и готова отдать за это жизнь…»

— Полагаю, именно это вы и сделали. — Она повернулась на голос. И даже вздрогнула, увидев в чернильной мгле смотрящих на нее глаз тот же лютый огонь, что ей только что вспомнился. — Знать бы еще, не напрасна ли ваша жертва.

Да, она сама многое бы отдала, чтобы выяснить это.

— Вы похожи на него, — вырвалось у нее помимо воли.

— Больше, чем мне хотелось бы. — усмехнулся Белый Дракон. — Мы оба беспощадны. Он не пожалел дочери, я… — по лицу его пробежала тень — … сына. Отличие между нами лишь в том, что жестокость не приносит мне такого удовольствия.

Они долго молчали. Госпожа Чжу не отрывала взгляда от двух белых фигурок, по-прежнему стоящих на постаменте, и старалась свыкнуться с тлеющей ненавистью, которая то замирала ненадолго, то принималась снова ее дергать, и неведением. Последнее было даже хуже: сейчас она напоминала себе слепого, блуждающего в темном лесу. Невыносимое ощущение для того, кто привык двигать горы, лишь бы достичь своей цели.

«Ни к чему эти мысли».

Она взяла себя в руки и заставила рассудок думать лишь о том деле, с которым может справиться сейчас. С остальным она разберется позже.

Бессмертные… Исток… Добраться до истока…

Должно быть, она впала в своего рода забытье: просто смотрела на статуэтки, отвлеченно перебирала одну мысль за другой, словно фрукты из корзины, и совершенно не замечала ничего вокруг. Поэтому затруднилась бы сказать, сколько времени прошло: час свиньи еще или уже час быка?

Очнулась она резко: что-то вдруг громыхнуло за дальней стеной, да так, словно сам легендарный Царь Обезьян швырнул о нее большой медный таз. Раздались крики, ругань, визг. Небольшой порыв холодного ветра едва коснулся ее щеки — и вдруг погасил один из факелов — самый близкий к постаменту.

Лишь усилием воли она заставила себя отрешиться от происходящего и внимательнее прежнего следить за фигурками. И охнула, когда одна из них едва покачнулась и совершенно бесшумно начала опускаться вниз, исчезая внутри постамента.

— Смотрите! — крикнула она господину Гэн.

Он тотчас оказался рядом. Как раз вовремя, чтобы понять, что происходит.

— Превосходно! — отметил он с мрачноватым азартом. — А если так?

Он сделал шаг к соседней стене, сорвал с нее бумажный талисман и, прежде, чем она успела спросить, что он задумал, поднялся к пьедесталу и припечатал оберег прямо к нему.

Раздался вой, истошный, дребезжащий, и глухой, но отчаянный стук, будто внутри каменного основания агонизировало живое существо. Пламя оставшихся факелов задрожало, на миг ей показалось, что из глубин постамента проступает непрерывно колышащийся дым. Однако прежде, чем она смогла убедиться, что глаза не обманывают ее, господин Гэн сорвал талисман с пьедестала — и все прекратилось.

— Демон? — спросила она, приходя в себя.

— И довольно слабый, — подтвердил Гэн. — Он лишь приводит в действие хитроумный механизм. Не зря мне казались подозрительными эти углубления на поверхности постамента. Они созданы, чтобы установленные в них статуэтки не упали при движении.