— Жизнь несправедлива, — говорит Грегори.

— Как ты собираешься меня наказать?

— Я собираюсь оставить это на усмотрение моего брата, — говорит Себастьян.

Грегори поворачивается ко мне с ухмылкой на лице: — Я придумаю что-нибудь особенное.

Мой взгляд прерывается приказом Себастьяна: — Иди в свою комнату, Хелена.

Я удивлена этим и немного обижена тем, что меня отсылают, как ребенка.

— Иди. Мне нужно поговорить с братом наедине.

Я смотрю на них обоих и думаю, что должна быть благодарна за то, что он меня отпустил. Хотя взгляд на Грегори говорит мне, что мое наказание не будет забыто.

Не говоря ни слова, я собираюсь уходить.

— Хелена, — говорит Себастьян, останавливая меня, когда я подхожу к двери.

Я поворачиваюсь.

— Будь готова ко мне, когда я поднимусь.

Я прикусила губу, кивнула и пошла наверх. Я ведь не думала, что он не собирается трахнуть меня сегодня вечером, правда? И, честно говоря, разве я не хочу, чтобы он это сделал?

Первым делом я принимаю душ, не торопясь. Прежде чем лечь в постель, я достаю из-под матраса дневник тети Елены и перечитываю последние отрывки.

Когда у меня появится возможность, я должна буду вернуться в мавзолей и попробовать найти дверь, ведущую в комнату внизу. Я не знаю, что я найду, не знаю, почему это важно, но это важно.

Я убираю ее в тайник и ложусь на бок, натягиваю на себя одеяло и закрываю глаза. Я не выключаю свет. С тех пор как я вернулась из той темной комнаты, я не гашу его, только когда остаюсь одна.

Когда я просыпаюсь, это происходит от резкого холода, когда с меня стягивают одеяло.

Я открываю глаза и вижу Себастьяна, стоящего надо мной. Он все еще полностью одет и рассматривает мое обнаженное тело.

— Ты специально оставила свет?

— Я больше не могу спать, если темно. По крайней мере, не тогда, когда я одна.

Он кивает, стягивает рубашку через голову. Я смотрю на шрам.

— Наверное, это было больно, — говорю я.

Он тоже смотрит на него, потом снова на меня: — Ничего страшного.

Я сажусь: — Что Грегори сказал тебе в офисе Галло? Он сказал что-то по-итальянски, что заставило тебя остановиться. Что это было?

Он вздыхает, переключает свое внимание на снятие остатков одежды: — Ничего, что имело бы значение.

— Это выглядело так, как будто это имело значение.

— Имело? — спрашивает он, закрывая рукой мою лодыжку и укладывая меня на кровать, после чего переворачивает меня на живот и притягивает к себе, — Вот что сейчас важно, — говорит он.

Я оглядываюсь и вижу, что он стоит на коленях между моих ног рядом с кроватью, обхватив руками мои бедра и заставляя выгнуть спину. Он смотрит на меня вот так, раздвинутую и открытую для него.

— Ты вымыла из себя сперму моего брата?

Я краснею, но киваю.

— Тебе нравится, когда он трахает тебя, а я смотрю? — спрашивает он, наклоняя голову, чтобы лизнуть мою киску.

Я прикусываю губу и вцепляюсь в простыни.

— А тебе?

— Да.

— Ты грязная девчонка, Хелена, — говорит он, облизывая меня медленными, длинными движениями, дразня мой клитор, заставляя меня хотеть.

Он встает, кладет руки мне на задницу и раздвигает меня, прикасается пальцем к моей попке: — Это мое, — говорит он, поднимая меня на колени.

Я оглядываюсь на него. Но он не смотрит на мое лицо.

— Никто не трахает твою задницу, кроме меня.

— Почему ты делишь меня с ним? Тебя это беспокоит.

— Тебя это беспокоит?

Я думаю об этом: — Я не знаю. Я думала, что да.

— Мы уже делили девушек. Делали это несколько раз. Тогда это было проще.

— Легче делиться?

Он кивает.

— Тогда не делай этого. Не делись мной с ним.

Он держит мой взгляд, пока толкает в меня свой член. Это слишком быстро, и я не готова. Немного больно.

— Мне нравится смотреть на тебя, когда ты берешь его.

Он снова делает толчок.

— Ты всегда собираешься наказывать меня после того, как заставишь меня трахнуть его? — потому что именно это он и делает. Он наказывает меня сейчас.

— После того, как я заставлю тебя? Я думаю, тебе это нравится.

Я отстраняюсь. Мне это удается только потому, что он этого не ожидает. Я слезаю с кровати и стою почти нос к носу с ним.

— Не надевай это на меня. Я принадлежу тебе, помнишь? И ты сказал ему трахнуть меня.

Я не знаю, почему я вдруг так разозлилась. Может быть, потому что в его словах есть правда? Может, потому что я действительно хочу этого?