— Я же говорила тебе, Фрэнсис! — громко возмутилась бабушка. — Надо было ставить ловушки! Эти мыши слишком долго были нахлебниками!

Сэмюэль, к моему потрясению, даже не дёрнулся. Он спокойно поднял ноги над полом, поняв, почему я так настаивала на этом, и невозмутимо продолжил:

— Моя семья просто хочет видеть меня счастливым, сэр.

Мышь запетляла по панели, увертываясь от газетных ударов, пока газета с глухими хлопками обрушивалась на пластик.

Мышонок рванул к лобовому стеклу. Дедушка, высунув язык от сосредоточенности, прицелился…

— И Натали делает меня счастливым, — добавил Сэмюэль с той самой тягучей нежностью, от которой у меня сердце словно споткнулось.

И дед сделал мощнейший взмах…

Мышь юркнула в щель приборной панели за секунду до того, как газета с громким шлепком ударилась о стекло.

Сэмюэль медленно обернулся ко мне, его лицо было непроницаемым, хотя в глазах читалась смесь потрясения и неверия.

— Это… была настоящая мышь?

Пока дедушка с бабушкой хохотали так, что фургон слегка покачивался, я отчаянно надеялась, что Сэмюэль не переживёт нервный срыв в ближайшие пять минут.

— Да, это была настоящая мышь, — вздохнула я и, потянувшись вперёд, похлопала его по плечу, пытаясь успокоить. — Одна из них поселилась в дедушкином фургоне осенью пару лет назад. Он никак не может её выселить. Вместе с разрастающимся семейством.

— Теперь они его квартиранты! — хохотнула бабушка, вытирая слёзы. — Сколько бы он газетой ни махал — их это не пугает!

Дедушка, фыркнув, резко взял очередной поворот, заставив меня вжаться глубже в сиденье.

— Так, ты говорил о Натали и своей семье, — напомнил он, вновь возвращаясь к разговору.

На этот раз выражение лица Сэмюэля изменилось. Его взгляд потеплел, голос стал мягким, словно обволакивающим.

— Моя семья счастлива за меня, — произнёс он, и от этой искренности мне вдруг стало не по себе.

Как он умудряется выглядеть таким влюблённым, если всё это — просто спектакль?

— Они знают, как давно я испытываю чувства к Натали, и с радостью примут её в нашу семью.

Я поёрзала на сиденье, чувствуя, как в животе разлетелись сотни бабочек. Хотя всё это было не всерьёз, голос Сэмюэля звучал так искренне, так нежно, что меня это начинало всерьёз смущать.

Дедушка Мэнн глухо хмыкнул.

— Не могу сказать, что мы тебе доверяем, парень. Но пока сойдёт. Однако мы должны знать: каковы твои намерения в отношении моей внучки?

— Дедушка, серьёзно? Мне двадцать восемь, а не семнадцать, я не собираюсь на выпускной бал! — простонала я, закатив глаза.

Но прежде чем Сэмюэль успел открыть рот, бардачок с грохотом распахнулся, извергая поток старых карт, салфеток и квитанций прямо на его колени.

И там, как пушистый серый король на троне, восседал мышонок.

Сэмюэль, совершенно невозмутимо, потянулся к ручке стеклоподъёмника и начал опускать окно.

— Уверяю вас, сэр, и вас, мэм, — с той же расслабленной учтивостью произнёс он, — мои намерения абсолютно благородны.

Он схватил газету, и, как опытный фокусник, одним плавным движением подхватил мышь, свернув её в бумагу, и вышвырнул за окно.

Фургон как раз подкатывал к стоп-сигналу, когда мышь изящной дугой исчезла в густом еловом кусте.

— Проваливай, дармоед! — гаркнул дедушка ей вслед. — И чтоб больше не возвращался!

Сэмюэль, ни капли не смутившись, закрыл окно обратно и вновь повернулся к деду, на этот раз с куда более серьёзным выражением.

— Я не встречаюсь с Натали ради развлечения, сэр, — его голос звучал глубоко и уверенно, каждая фраза словно врезалась в воздух. — Она — любовь всей моей жизни. Я хочу жениться на ней и построить с ней будущее здесь, в Фокс-Крике, потому что она так любит это место. Она — моя единственная.

Я уставилась на спинку дедушкиного подголовника, напоминая себе, что всего пару месяцев назад этот самый Сэмюэль потребовал, чтобы городской клерк Фокс-Крика (то есть я) присутствовала на всех заседаниях комитета по развитию общины. (Конечно, его запрос был одобрен, и с тех пор он неизменно садился рядом со мной, затягивая собрания до бесконечности. Я почти уверена — просто назло.)

Тем временем бабушка Мэнн, глазами увеличенными толстыми линзами очков, внимательно наблюдала за мной.

— Натали, — она произнесла моё полное имя, и это сразу прозвучало как сигнал: «Сейчас будет серьёзный разговор». — Ты счастлива с ним?

Я почувствовала, как взгляд Сэмюэля устремился на меня, и когда я повернулась, он действительно смотрел, пристально, с мягким, почти тёплым выражением глаз, лишённым привычной насмешки.

— Да, бабушка, — ответила я, и сама удивилась, как просто это прозвучало. — Мне весело с Сэмом. Мы хорошо проводим время.