Нам же ничего не остается, кроме как последовать за ней. Шаг за шагом. Ступенька за ступенькой, пока мы не достигаем второго этажа.

Нас встречает мини-холл с бежево-золотыми стенами, лепнинами у потолка и бордовым ковролином на полу. Из холла в разные стороны тянутся три коридора. Раиса ведет нас в тот, что находится прямо.

Дом чем-то напоминает замок с призраками, которые живут в портретах, висящих между дверями. Если бы я была одна, то точно бы сбежала с этого жуткого места. Хорошо, что Артем со мной. Он крепко держит меня за руку, как бы говоря “ничего не бойся”. Не отпускает даже тогда, когда Раиса открывает дверь в конце коридора и заходит в непонятную комнату.

Разыгравшееся воображение подбрасывает мне картинки того, что может скрываться за злополучной дверью: от подвала, который почему-то находится на втором этаже, до красной комнаты.

После картинок, мелькающих перед глазами, когда переступаю порог, очень хочется стукнуть себя по лбу, ведь мы оказываемся в обычном кабинете с темно-зелеными стенами и коричневой мебелью. Большой массивный стол и кожаные кресла стоят у дальней стены. За ним находится шкаф с открытыми полками. Сбоку от двери замечаю диван с журнальным столиком из темного стекла, а на противоположной стороне — большое окно, завешанное массивными темно-зелеными шторами и белоснежной тюлью.

Раиса проходит вглубь комнаты, огибает стол, занимает место хозяина кабинета, после чего поднимает взгляд на нас и рукой указывает на кресла напротив нее.

Артем, ни секунду не колеблясь, пересекает пространство кабинета.

— Это ваш дом? — вырывается из меня, стоит мне сесть в кресло. Кожа противно скрипит подо мной, но я никак не реагирую.

Муж занимает место рядом. Жаль, что ему приходится отпустить мою руку. Сразу, как лишаюсь тепла мужа, становится как-то не по себе и слишком… холодно. Поэтому прячу пальцы между бедрами.

— Он принадлежал родителям моего мужа, — немного отстраненно произносит свекровь.

Ее взгляд скользит между мной и Артемом, но, в итоге, задерживается на сыне.

— Прости меня, — выпаливает Раиса. В ее глазах светится искреннее раскаяние. — Я так поняла, Саша сказала тебе, что я хочу с тобой поговорить, — посылает мне короткую улыбку. — Спасибо, — возвращает взгляд к Артему. — Ох… — тяжело вздыхает, прячет руки под столом, закусывает губы. — Я даже не знаю, с чего начать, — отводит взгляд к окну, явно, ощущая полнейшую растерянность.

Артем же напоминает мне старую. Молчит. Не шевелится. Кажется, даже не дышит.

Встреча с матерью, видимо, разбередила рану в его душе. Хоть муж внешне остается спокойным, не сомневаюсь, в него внутри бушует буря.

Я бы могла взять удар на себя, задать тысячи вопросов Раисе, кинуть ей в лицо миллиард обвинений, но прекрасно понимаю, что это не моя битва. Я тут только в качестве сопровождающей. Артем сам должен решить все вопросы со своей матерью.

Тишина в комнате тяготит неимоверно, хоть и длится всего несколько секунд.

— Ты когда-нибудь меня любила? — твердо произносит муж, его вопрос отдается болью в сердце.

Прикрываю глаза, чтобы сдержать слезы. В горле образуется огромной величины ком. Сглатываю его и судорожно вздыхаю, прежде чем распахнуть веки.

Впериваю пристальный взгляд в Раису: она больше не смотрит в окно, все ее внимание отдано сыну. Артем тоже полностью сосредоточен на матери. Между ними словно немой разговор происходит. Либо они просто пытаются понять, как подступиться друг к другу.

— Да, — в итоге, произносит на выдохе свекровь. — Прости, что я была такой трусихой и не пыталась с тобой связаться. Я могла бы назвать тысячи причин, почему не сделала этого. Но они тебе не нужны, сынок. Правда, не нужны, — слезинка скатывается по ее щеке, она быстрым движением ее смахивает. — Мне нет оправданий. Я это прекрасно понимаю. Но… — на мгновение прерывается, словно лишается возможности говорить. — Я очень надеюсь, что ты дашь мне шанс загладить свою вину, — сипит.

Снова тишина.

На этот раз она длится дольше, намного дольше. Становится настолько тяжелой, что давит на виски, оседает на плечах. Такое чувство, что я оказываюсь в открытом космосе — дышать невероятно трудно.

Но все, что я могу — сидеть и ждать.

Ждать, пока кто-то из двоих людей, которые должны быть самыми родными друг другу, сделает шаг в пропасть, разделяющую их.

Ощущаю себя третьей лишней, но не позволяю себе даже звук издать, чтобы не потревожить хрупкое равновесие, которое установилось между сыном и матерью.