— Папа точно будет носить их по ночам в огород и во двор, — поморщившись, справедливо заметила Дзинь.

Последним в «корзину» отправился упакованный в тубус хромакей, и мы расстроили продавца отказом в покупке креплений для него — что мы, из палок и шурупов не «заколхозим» самодельные?

Когда мы вышли в проход ТЦ, бабушка Кинглинг расслабилась и позволила себя горько вздохнуть на чек со страшненькой итоговой суммой:

— Просто ужасная трата безумных денег! Да мы могли перестроить наши сарай, стайку и баню за эту же сумму! Теперь вы просто обязаны окупить это все усердной учебой и работой — и во благо семьи, и в этих своих «блогах»!

— Мы будем стараться изо всех сил, бабушка! — заверила довольная донельзя Донгмэи.

— Огромное, огромное тебе спасибо! Мы не подведем! — вторила Дзинь.

В «Старбакс» бабушка Кинглинг вошла с высоко поднятой головой — как, впрочем, и всегда и во все места. Пока близняшки пританцовывали от переполняющей их радости, «Госпожа» с непроницаемым видом посмотрела на цены в висящем над прилавком меню и наградила меня укоризненным взглядом. Да, очень дорого здесь кофе пить, но это — не проблема «Старбакса», а наша: в обществе потребления важны не цены, а доходы, которые можно спускать на полную и бессмысленную фигню.

— Большой латте, — выбрал я.

Жаль, что раф еще не изобрели. Еще немного жаль, что я вообще не представляю, как его делать — русскому Ивану нравился вкус, но в рецептуру он не забирался.

— Капучино с двойными сливками и много сахара! — попросила Донгмэи.

— Фраппучино из манго и маракуйи! — выбрала Дзинь.

— Жасминовый, правильно заваренный зеленый чай, — остановилась на классике Кинглинг.

Откладывать такую штуку как «селфи в дорогой и модной кофейне» нельзя, поэтому близняшки принялись разбираться с новым телефоном…

— Можно добавить и твой, и мой отпечатки пальцев!..

…А бабушка Кинглинг, с демонстративным отвращением и огромным изяществом потягивая чай, принялась грустно выражать эмоции, продиктованные рассказом директора о невозможности «насыпать» мне спортивных баллов.

— Проклятый говнолаз отомстил нам, как смог — мелкой, никчемной, недостойной занимающего такой уважаемый пост подлостью, — пылала она гневом. — Сколько просмотров?.. — вспомнила о важном.

— Ща, — жестом велел я близняшкам не отвлекаться и проверил видео сам. — Двадцать три миллиона.

— Ублюдка точно попрут в шею, — выкинув из головы тот факт, как сильно мы пали, дав прогнить родному туалету, злорадно ощерилась Кинглинг. — Я мало понимаю в Интернете, но хорошо знаю, что подобные вещи оттуда удаляют как можно быстрее — в телевизоре не раз показывали подобные сюжеты, подавая народу сигнал не загружать в Интернет порочащие честь материалы. А еще я немного, — «немного» прозвучало кокетливо, тем самым обретя противоположный смысл. — Понимаю в том, как работают чиновники. Хорошенько запомни то, что я сейчас скажу, малыш…

Я серьезно кивнул, ощущая легкий кофеиновый «жмых». Это с непривычки. А я сегодня усну вообще? Так-то Ван Дэи только обрадуется, если я возьму внеочередную «ночную смену» на полях или хотя бы огороде, но завтра у нас второй этап приема адресованных мне почестей, а значит нужно выспаться.

— … За чиновником любого уровня обязательно стоит покровитель более высокого ранга, — принялась излагать очевидное благодаря памяти русского Ивана бабушка. — Заместители, секретари и заместители секретарей, помимо исполнения прямых должностных обязанностей, служат важной цели — в случае больших неприятностей руководитель может свалить все на них, выбравшись сухим из воды. В нашем случае увольнение проклятого ублюдка Ли Юйциня — лишь вопрос времени, потому что подобная потеря лица навсегда превратила его в посмешище. Быть посмешищем чиновник не может себе позволить ни за что и никогда. Но судя по тому, как долго это видео остается без внимания, мы столкнулись с чем-то большим. Я полагаю — а мне в этом можно верить — что Ли Юйцинь здесь играет роль приманки для привлечения внимания действительно уважаемых людей к кому-то, кто стоит над ним. Следи за новостями, малыш — скоро все станет понятно. Сейчас, когда ты так хорошо себя показал, тебе нельзя останавливаться. Карабкаясь наверх, ты обретешь много врагов, но не друзей. Не расстраивайся, — тепло мне улыбнулась. — Люди, привязанные к тебе взаимовыгодными интересами, гораздо надежнее друзей — они тоже обязательно у тебя появятся.

— Они будут надежны, если я не потеряю лица? — предположил я.

— Лицо — это самое важное! — с довольным моим пониманием лицо кивнула бабушка.

— Семейное селфи! — разрушила серьезную атмосферу Дзинь.

— Всегда помни об этом, — закрепила урок Кинглинг, и мы принялись фотографироваться.

Ван Дэи радовался. Нет, Ван Дэи РАДОВАЛСЯ: перемещался вприпрыжку между двором и хозяйственными постройками (особенно часто навещал сарай, где у него всегда имеется «заначка»), улыбался во все на удивление хорошо сохранившиеся зубы, пару раз прослезился от избытка чувств, обнимал семью — в том числе братика Вэньхуа — и меня — до скрипа ребер.

Наши ворота и калитка были открыты — отец предупредил меня, чтобы не вздумал закрывать: все должны видеть, насколько сильно единственный сын Ванов прекрасен. Не только внешне, а по общему так сказать КПД. Односельчане не подвели — как обычно, типа невзначай, они сновали по дороге мимо нашего дома, не гнушаясь проявлять уважение в виде жизнерадостных приветствий и поздравлений. Большую часть двора занимала здоровенная куча угля — ее частично перенесли куда надо китайский папа и китайский дядя. У стены дома стояли мешки — рис, мука, сахар, крахмал. Рядышком — пяток десятилитровых бутылей с растительным маслом.