— Тебе нужно будет выучить нашу философию и придерживаться её принципов. Если ты этого делать не будешь, то я лично убью тебя.

— Чт… а?

Мне было неприятно слышать такие слова. Хотелось возмутиться. Однако люди вокруг согласно закивали, словно сделали правильный вывод. Вроде бы мне дают шанс, но в то же время ясно дают понять, что могут убить в любой момент.

У меня возник вопрос: вы что тут, совсем берега попутали?

Меня никто не спрашивал. Всем стало абсолютно всё равно на моё мнение. С одной стороны, это плохо, с другой — всё даже неплохо. Ведь пока их решения мне только помогают.

Даже сейчас.

— Ну, в путь.

Я твердо возразил:

— Для начала мне нужно домой сходить?

— Хм. Хорошо.

Время мне выделили — около часа на всё про всё. Подготовиться, подлечиться, привести себя в порядок. Люди они занятые, лишнего времени терять не хотели. Своё нетерпение они объяснили просто: «Мы тебя и так искали около месяца».

…

Первым делом я занялся рукой, точнее тем, что от неё осталось. Помощь предложил Виктор Степанович — ведь он весьма искусный алхимик. Старик достал какую-то особую мазь: жидкая первые несколько минут, она быстро застыла на ране плотной коркой, напоминающей затвердевший цемент или гипс.

При этом никакой сухости не ощущалось. Исчезли боль и раздражение — словно рана была не свежей, а многолетней давности.

— А у вас нет чего-нибудь, — я кивнул на его сумку, — что могло бы мгновенно отрастить мне руку?

Алилукин посмотрел на меня как на дурака.

— Нет.

«Нет» было его излюбленным словом. Что бы я ни спросил, в ответ неизменно прилетало «нет». По сути, «да» он произнес всего пару раз: когда решил взять меня в школу и когда разрешил собраться.

…

Добравшись до дома, я с облегчением обнаружил, что всё осталось по-прежнему. Куры все так же искали жуков во дворе, алхимический котел стоял в огороде, вещи и деньги лежали на своих местах. Всё было в полном порядке.

Первым делом я посмотрел на себя в зеркало. Волосы отросли и стали совершенно «непослушными» — впрочем, это была наименьшая из моих проблем.

Куда больше меня беспокоили эти жуткие чёрные вены. В отражении я выглядел как демон из фильмов ужасов — какое-то потустороннее существо, явившееся за человеческими душами, а не обычный парень, которым я был раньше.

Почему все настолько плохо?

Я безуспешно пытаясь скрыть почерневшие вены. Мне совершенно не хотелось выглядеть как исчадие ада. Мало того, что я лишился руки — теперь я превратился в какого-то урода. Даже будучи опытным избранным, я не мог не переживать о своей внешности.

Главное, что меня мучило: сколько мне придется ходить в таком виде?

Меня категорически не устраивала популярная фраза «прими себя таким, какой ты есть». Когда люди это говорили, они явно имели в виду кого-то другого, не меня.

Виктор Степанович всё это время молчал. Он вообще редко разговаривал, предпочитая наблюдать: осматривал комнату матери, алхимический котел, мои зелья, даже нефрит привлек его внимание. От его цепкого взгляда, казалось, ничто не могло укрыться.

— Классный у меня котел? — попытался я завязать разговор.

— Нет.

— Хотите взять травы матери?

— Нет.

Вещей оказалось немного — в основном то, что уже перечислил, да одежда. От охотничьего костюма уцелели только штаны и берцы, которые я быстро привел в порядок. Сверху надел рубаху — не рубашку и не майку, а именно рубаху: длинную, белую, плотную, льняную.

Что касается одежды — тут я выглядел вполне прилично.

Когда пришло время уходить, мы не тронулись сразу в путь, а присели на дорожку, как велит традиция. Рядом со мной устроились Виктор Степанович и тот парень, что сопровождал нас — то ли охранник, то ли кто ещё. Ему было поручено нести мой алхимический котел.

Я бы, конечно, справился и сам, зачем людей напрягать — мог бы его катить. Но сейчас мысли были заняты другим. Думал о доме. Удивительно, как человек привязывается к месту.

Этот старый дом стал для меня родным, и покидать его было грустно. В такие моменты я всегда впадаю в легкую меланхолию. Пришло осознание, что уже никогда сюда не вернусь. Поступление в школу Горыныча… Что же ждёт впереди?

…

Когда мы вышли и двинулись по центральной улице, из домов показались немногочисленные жители. Их осталось мало не потому, что большинство погибло — насколько мне известно, после моего исчезновения пропал и сам «староста», а вместе с ним прекратились и смерти.