– А ты, значит, у нас продвинутая… – В его голосе слышался тихий ропот, вибрирующий, как лава в недрах вулкана.

Я подняла взгляд на Мейсона и увидела, что на его потемневшем лице гневно сверкали глаза. И снова подумала, что моя атака была слишком жестокой, я поступила очень плохо – надавила на незаживающую рану, которую Мейсон старательно скрывал от всех.

– Ты все в этой жизни поняла, да? Ты видишь дальше своего носа. – Он возвышался надо мной, пылая яростью. – Ты окружаешь себя тайнами и влезаешь вместе с ними в жизнь других, но горе тому, кто попытается тебя о чем-нибудь спросить. Знаешь, что я тебе скажу? Меня это достало, – прошипел он свирепо. – Ты всех судишь, а что насчет тебя? Думаешь, ты другая? Лучше остальных? Ты так зациклена на себе, что даже скрываешь свое имя.

Я окаменела. Мейсон прищурился.

– Ты думаешь, я его не знаю? Думаешь, я не знал его всегда? Я знаю о тебе все. Ты слишком сильно беспокоишься о всякой ерунде, над которой можно только посмеяться. – Насмешливое лицо Мейсона было на расстоянии ладони от моего. – У тебя, наверное, тысяча секретов, ведь ты без них не можешь обойтись. Тебе нравится наблюдать, как другие мучаются из-за твоих тайн? Нравится смотреть, как они отчаиваются из-за тебя? Тебе это нравится… О, как же тебе это нравится, да, Айвори?[2]

Пощечина вышла мощной и точной. Волосы Мейсона метнулись в сторону, и в пустой комнате раздался звук, похожий на выстрел.

Моя рука больше не дрожала. Ладонь горела. Мы оба, застыв, молчали. Потом Мейсон, ошеломленный, посмотрел на меня из-под каштановых прядей, и я увидела в его зрачках отражение своих глаз, злых и мрачных.

– Ты ничего не знаешь!

Я должна была сделать это давным-давно. Да что там, сразу, в самом начале, и тогда, возможно, он не пробрался бы через мои трещины и не коснулся бы моего сердца. Я могла бы просто ненавидеть его всем существом, не чувствуя, как его дыхание разрывает мою душу.

Мейсон прищурился. Он с яростью посмотрел на меня, настолько красивый, что глазам было больно. Затем ни с того ни с сего он схватил с ближайшей полки кисть и ткнул ею прямо мне в лицо.

Щетина царапнула щеку, я подскочила, лишь на секунду растерявшись, и схватила первую попавшуюся под руку банку и швырнула ее Мейсону в грудь. Крышка соскочила, и на него вылилась краска.

Началась яростная драка. Мелькали руки, банки, брызги. Я хватала все, что видела, и он делал то же самое. Я успела провести малярным валиком по его наглому рту, прежде чем он меня обезоружил.

Мейсон совал мне в лицо грязную пластиковую крышку, а я схватила большую жестяную банку и надела ему ее на голову: каскадом полилась синяя краска, и мы, поскользнувшись на защитной пленке, упали на заляпанный липким месивом пол.

Мы дрались, как уличные коты, пока Мейсон не вцепился железной хваткой в оба моих запястья и это безумие не прекратилось. Я поняла, задыхаясь, что сижу на нем верхом, мои бедра мокрые, пальцы согнуты, как орлиные когти.

Он во все глаза смотрел на меня, и на мгновение все вокруг исчезло. Его взгляд вобрал в себя мою душу. Я лишилась гнева и ярости. Силы оставили меня опустошенной и беспомощной… Откуда-то выплыла четкая мысль: мы будем и дальше причинять друг другу боль, царапаться и кусаться.

Этот путь вел в тупик: зверь преградил мне дорогу, и поворачивать назад было уже поздно. Я знала закон выживания: столкнувшись с опасностью, ты либо стреляешь, либо умираешь. Я пыталась стрелять, но это было похоже на смерть.

Причиняя ему боль, я страдала, ранить его – все равно что ранить себя. Зверь был сейчас передо мной, глядя в его глаза, я теряла сердце. Как же мне хотелось просто прикоснуться к нему.

– Иногда, чтобы что-то увидеть, нужно больше, чем пара глаз, – прошептала я. При воспоминании об этих словах перехватило горло. – Иногда нужно сердце, умеющее смотреть.

Я хотела бы открыться ему. Признаться в своей уязвимости. Сказать ему, что я испугалась, что в последнее время во мне и правда было много гнева и много боли, слишком много для такого маленького существа, как я.

А на самом деле… мне нравились звезды, и любимого цвета у меня не было, но сейчас я думала, что цвет его глаз нравится мне больше всего.

Я умела кататься на коньках, охотиться, рисовать, когда-то я умела улыбаться, но я потеряла свою радугу – она погасла у меня на глазах, я никогда больше ее не увижу.

Я слезла с Мейсона. Мне показалось, что он меня удерживает.

– Айви, – прошептал он, но я не остановилась.

Мир рушился. Я ушла прежде, чем он увидел мое падение в бездну, потому что иногда любить недостаточно. Иногда требуется мужество быть стойким, а во мне его никогда не было.

Глава 15

Будь стойкой

«Будь стойкой», – впервые папа мне это сказал, когда мне было лет семь.

Дети надо мной смеялись, говорили, что у меня смешное имя, что мой чудаковатый отец слепил меня из снега, поэтому у меня нет мамы.