«Интересно, как ты можешь быть сыном своего отца», – сказала я ему однажды. Только теперь я поняла, как глубоко его ранила. Невольно напомнила Мейсону, что он похож на женщину, которую презирал.

Она бросила его и даже не оглянулась.

– Вот почему он начал заниматься боксом, – сказал Джон в дополнение к истории, – чтобы показать матери, что он может быть сильным, что она ему не нужна и он больше ни для кого не будет обузой. Когда он выиграл первый матч, Эвелин прислала ему в подарок футболку «Чикаго Буллз». О, она всегда ценила победителей. Она непременно посылает Мейсону подарок, когда он побеждает.

Футболка. Его недоуменный взгляд. Ярость, злость и негодование в его голосе.

– Красная футболка? – прошептала я. – Та, что лежала в кладовке в конце коридора?

Джон кивнул.

– Да, там есть коробка, набитая вещами. Вот куда попадают все ее дары.

Я чувствовала себя полной дурой. И как я раньше не догадалась? Кому, как не мне, знать, что самые агрессивные звери всегда самые уязвимые.

– Значит, у вас в доме больше не было женщины? – спросила я.

– Нет, если не считать горничных, женщин больше не было. Ни одна из девушек Мейсона даже ни разу не переночевала у нас. – Я сразу поняла, что он собирается сказать. – После Эвелин ты первая женщина, которая у нас поселилась.

Вот почему Мириам так удивленно посмотрела на меня в первый раз.

Я взглянула на Джона, и правда внезапно стала слишком очевидной. Я надеялась, что ошибаюсь, но догадка вырвалась из меня прежде, чем я успела ее удержать.

– Ты не сказал ему, – пробормотала я, – что я приеду к вам жить… Он не знал.

Последовавшая пауза была ясным подтверждением.

– Не было времени, – виновато признался Джон, – все произошло так быстро… Пойми, я… я давно пообещал Роберту, что не оставлю тебя одну, и я никогда не обсуждал эту тему с Мейсоном. Я просто сказал ему, что ты приедешь к нам, не спросив, согласен ли он. Он ничего не знает о прошлом твоего отца и о том, почему я представил тебя моей племянницей. Это всегда было твоим секретом, вернее, секретом Роберта. Я не хотел, чтобы Мейсон вмешивался.

– Джон, он чувствовал себя преданным, когда ты встречался с другой женщиной! И ты не догадался объяснить ему, почему к тебе приехал жить чужой человек?

– Ты не чужая.

– Тем более, – устало заметила я, – как можно было не обсудить с ним такое важное решение?

Внезапно вспомнился момент, когда я отчитывала Джона за его выдумку с племянницей. Мейсон тогда ушел. И теперь я поняла почему: он злился на отца. Мало того что в его доме жил посторонний человек, так его еще без объяснения причин попросили солгать. И все же, несмотря ни на что, Мейсон сделал это. Просто выполнил просьбу отца – и все. Ничего у него не выяснял, не требовал.

Почему? Ответ только один: любовь и уважение к человеку, который сейчас сидел на полу рядом со мной.

– Я всегда ему все рассказываю, – прошептал он, – но не в этот раз.

Реальность теперь представляла собой яркий шар, сияющий между моими пальцами. Зверь все еще смотрел на меня блестящими глазами, но я уже не находила его испуганным и злым. Нет! Теперь я видела в нем человеческие черты. Неуправляемый и полный недостатков, но искренний.

Я не оправдывала его, помня, через что он заставил меня пройти. И все же, как последняя дурочка, я мечтала о нем, как никогда раньше. Я принимала его изломы и шрамы, тени, наполнявшие его гордое сердце. Мейсон был самым прекрасным существом, какое я когда-либо видела.

– Мне очень жаль, – прошептал Джон, – я хотел бы, чтобы вы с Мейсоном познакомились при других обстоятельствах. Может быть, все пошло бы не так… Может быть, вы бы поладили. – Он посмотрел на меня, наклонив голову набок. – Думаю, он тебе очень понравился бы.

К счастью, я стояла спиной, иначе не удалось бы скрыть выражение своего лица. Мое самое большое желание – сказать Джону, что Мейсон мне нравится, и даже слишком. Порой я врывалась в ванную, втайне надеясь застать его, только что вышедшего из душа и не успевшего одеться. И я жалела, что быстро ушла из подвала, лучше бы я продолжала колошматить по Мейсону, сидя на нем верхом.

Наконец, глядя куда угодно, только не на Джона, я пробормотала уклончиво:

– Ну не знаю.

Хотя, возможно, он был бы этому рад. Возможно, ему хотелось бы знать правду. Не исключено, что однажды я признаюсь ему. Но сейчас не время. Мне пока не хватало смелости. Самое правильное – промолчать.

– Ева?

Тот день начался не лучшим образом.

Брингли подстегивал меня, как лошадь, потому что я до сих пор не придумала, что буду рисовать.

Но вот чего я точно не ожидала, так это увидеть Клементину Уилсон рядом с моим пустым холстом, с улыбкой наизготове.