– Тяжко тебе было?

– Очень, бабушка.

– Теперь я рядом. Я помогу, внученька.

Устя кивнула.

И молчала, потому что горло, словно удавкой перехватило. Она не одна?! У нее есть поддержка?

Прабабушка поняла, что девушка сейчас разрыдается в голос, и рукой махнула.

– Посиди пока так, а я Дарью посмотрю...

Устя и сидела.

Наблюдала, как прабабушка осматривает няню, как что-то делает, но что? Она пока не понимала. Сила есть, да знаний нет, а без них хоть ты обсмотрись - не повторишь.

А и ладно.

Прабабушка приехала намного раньше, чем в той истории, она научит, она подскажет... Сделать-то Устя и сама сделает, она сейчас на многое способна. Но есть вещи, которые она должна еще узнать. Есть, и вещей таких множество.

Наконец, осмотр был закончен, и Агафья потянулась всем телом. Совсем по-молодому, и не скажешь, что через пять лет умрет она...

Сама ли?

Устю как иголкой кольнуло.

А и правда? Сама ли помрет прабабушка, или кто еще добавит? Не просто ж так рощи вырубаются, волхвы и волхвицы под корень изводятся! Неладное что-то творится в Россе...

А что?

Надобно об этом с бабушкой и поговорить. Только всего ей не раскрывать, нельзя.

Устя не знала, откуда возник этот запрет. Просто чуяла. Глубоко под сердцем, жила в ней уверенность. Надо - молчать. О том, что с ней случилось, откуда она пришла, как благословила ее матушка Жива - молчать! Не то хуже будет, куда как хуже...

– Проводи-ка меня, Устяша, в мою горницу. Там и побеседуем, а то, вон, Дарья уши навострила, сейчас шевелить ими начнет, как в детстве.

Няня фыркнула и повернулась к стенке.

– Вот и правильно. Поспи, Дарёна, поспи. Сон - он лечит. И не думай ни о чем, не надобно тебе... спи...

Голос прабабки набрал силу, мягким одеялом окутал комнату, закружил... Устя едва сама не пошатнулась. Удержалась, головой тряхнула.

– Нарочно ты? Да?

– Посмотреть хотелось, - не стала отрицать прабабка.
– Вот что, пойдем-ка, Устяша. Поговорим.

Устя кивнула, и последовала за прабабкой.

Поговорить хотелось. И узнать кое-что важное. И спросить...

У них ведь еще есть время, правда? Есть же?

***

Фёдор просыпался тяжко, муторно, словно из черного болота себя вытаскивал. Болело все.

Голова болела, желудок, руки...

Руки-то почему?

А потому...

Стоило перевести взгляд на руки, как Фёдор увидел на них следы женских когтей. Это ночью вчера не заметилось, а сейчас-то...

Элиза жизнь свою продавала дорого, сражалась, как могла. И руки ему так подрала - до живого мяса. Жаль, не помогло. Да что там! В том состоянии Фёдора надо было створкой от ворот лупить - не заметил бы, но сознание б потерял. А царапины...

Что там тех царапин?

Тьфу, ерунда!

Фёдор вспомнил, как билось, выгибалось под ним в жажде жизни, гибкое девичье тело... накатила тошнота. Мужчина повернулся - и от души обрыгал пол.

Руди, который как раз вернулся домой, услышал эти звуки.

Кивнул, прихватил ведро с холодной водой - сам, не доверяя слугам, тех он вообще отослал - и пошел наверх.

– Проснулся ли, царевич? Подобру ли?

Ответом ему был новый желудочный спазм.

Руди церемониться не стал, и от души опрокинул на Фёдора ведро с водой. Прямо на кровать, не жалея перины.

А и плевать, посушат!

Помогло.

Тошнить Фёдора перестало, но двигался он пока не слишком уверенно. Руди подхватил парня под изодранную руку, и потащил вон из комнат, на задний двор. Там самолично вытащил из колодца еще несколько ведер с ледяной водой - и опрокинул их на голову царевичу.

Помогало преотлично.

Взгляд у Фёдора становился осмысленным, лицо вытягивалось, а когда он схватился за голову и застонал, Руди понял, что лечение прошло успешно. И поволок царевича в дом.

Плеснул в кубок вина, протянул царевичу.

– На, Теодор, поправься.

– Руди, я...

– Выпей. Как лекарство, залпом, - жестко распорядился Руди.

Фёдор повиновался. И Руди принялся ему объяснять ситуацию.

– Теодор, друг мой, я тебя очень люблю. Ты дорог мне, как родной сын, я знаю тебя с малолетства.

– О, Руди...

– Потому запомни. Вчера вечером вы познакомились с Элизой, приятно провели время, и ты подарил ей кольцо с лалом. Ты понял?

– Да, Руди.