Шрифт:
– Где она? Повела детей на прогулку?
Он видел только, как начальник недовольно поглядывает на часы.
– Нет, детки со мной.
Оливия всегда говорила «детки», а не «дети». Он знал, что больше их так никто не называл.
– Я… – голос Оливии дрогнул. – Я думаю, тебе лучше вернуться домой.
Он ощутил ужас, сдавивший грудь.
– Я не могу! Я и так уже на грани увольнения. Начальник…
– Прости, но тебе действительно лучше приехать, – прервала его Оливия бесцветным и тихим, как она сама, голосом.
В тот вечер много времени ушло на то, чтобы все осмыслить. Он позвонил в полицию. Там прочитали записку, которую оставила Кейт, и молча переглянулись, прежде чем вернуть обрывок бумаги из альбома Адама.
– Сэр, не понимаю, чего вы от нас хотите.
– С ней могло что-то случиться!
В записке, адресованной ему и Оливии, Кейт просто написала, что уходит и не вернется. Она просто не могла больше это выносить. Она не написала, что сожалеет о своем поступке. Возможно, все было настолько плохо, что извинений было просто недостаточно. Она уходила и просила Оливию позаботиться о них.
– Здесь прямо сказано, что она уходит, сэр. Вы не знаете, не встречалась ли она с кем-то еще?
– Нет, конечно!
Эндрю почувствовал, как земля уходит из-под ног, рассыпаясь в прах. Все это время он знал, насколько шатко его положение, как недовольна его жена. Потом был тот год, когда она постоянно уходила и возвращалась раскрасневшаяся и нервная, но ему не хотелось и думать о том, что это могло означать. Он предпочел продолжать жить как ни в чем не бывало, словно, посмотрев под ноги, непременно споткнулся бы и упал. У него была работа, высасывавшая все силы, дети, о которых он бесконечно беспокоился, счета, которые нужно было оплачивать, и недовольство Кейт было на последнем месте в этом списке, а теперь стало слишком поздно.
– Она… Может быть, она хочет, чтобы я искал ее. Я…
Оливия забрала записку и взяла Эндрю за руку. Он понял, что уже много лет никто этого не делал. Уж точно не Кейт. Пальцы у Оливии были холодные.
– Боюсь, она ушла. Да, думаю, у нее кто-то был.
– Ты знала?
Он не был дураком. Он понимал, что она несчастлива. Разумеется – они все были несчастливы оттого, что жизнь превратилась в каждодневную борьбу. Но поступить вот так? Просто уйти, оставив ему лишь записку? Это не укладывалось в голове.
– Я… нет. – Оливия опустила голову. – Наверняка я ничего не знала. Поэтому, пожалуйста, не спрашивай. Она – моя подруга. Это было бы неправильно.
И она не сказала ни единого слова в укор Кейт. Только то, что «должно быть, она была очень несчастна».
Эндрю сидел, уставившись на записку, пока она потихоньку выпроваживала полицейских и укладывала детей спать – Адам, конечно же, понимал, что что-то не так.
– Мама сегодня выходила из дома? – спросил Эндрю, когда мальчик уже почистил зубы, надел пижаму и лег в постель.
Адам посмотрел на него почти укоризненно.
– Мы были в парке с Ливви.
По словам Оливии, она просто проводила их, ничем не выдавая своих планов. Когда они вернулись, продрогшие и вымокшие под дождем, то застали прибранный дом и записку. Матери дома не было.
– Мама ничего не говорила? Перед тем, как вы ушли?
Мальчик просто пожал плечами. Он был симпатичным мальчишкой – угловатый, с холодными голубыми глазами, яростно поблескивавшими время от времени. Весь в Кейт. Эндрю неловко обнял его, вдыхая запах зубной пасты и арахисового масла, съеденного перед сном.
– Прости, приятель. Все будет хорошо.
– Я устал. Можно выключить свет?
– Хорошо.
Эндрю со вздохом выключил лампу и услышал, как в темноте ребенок прошептал:
– Мама ушла, папа.
Словно уже смирился с этим.
Потом Оливия уложила спать самого Эндрю и на цыпочках вышла из комнаты.
– Я буду рядом, – сказала она.
Ему даже в голову не пришло спросить, что она имела в виду. Она сдала внаем свою квартиру, перевезла скудные пожитки в гостевую комнату и поселилась во всех уголках его жизни – даже тех, о которых он и не знал, что они пустуют. Это было год назад, и с тех пор она не покидала дома. Все это время от Кейт не было никаких вестей, и Эндрю даже понятия не имел, где ее искать. Словно она умерла.
Взрыв шума внизу – Адаму не понравился обед. Жужжание дорогой кофемашины, которую Оливия принесла с собой. Он и в самом деле не мог работать в таком шуме. С чувством, похожим на облегчение, Эндрю закрыл документ, так и написав за весь день лишь одно слово. «И».
Адам, наши дни
Ему не очень нравилось бывать у Делии: соседи, с которыми она делила дом, вечно разводили грязь и бардак. Но он все равно приходил, когда звали, потому что там была она.