Пришедший лекарь, щуплый мужчина с проницательным взглядом и успокаивающе тихим голосом, заверил, что Мадлен ничего не угрожает. Небольшой испуг, легкое отравление — ничего серьезного. Через несколько дней она будет здорова. С души Элизы словно свалилась тяжелая гора.

Рудольф, все это время не отходивший от Мадлен ни на шаг, наконец смог вздохнуть свободно. Он нежно обнял Элизу, прижимая ее к себе.

— Все хорошо, — прошептал он ей на ухо. — Все будет хорошо.

И в этот момент Элизу накрыло волной неконтролируемой истерики. Все напряжение последних часов, весь ужас пережитого вырвались наружу бурным потоком слез. Она дрожала, как осиновый лист, ее тело сотрясали рыдания.

Рудольф крепко держал ее в объятиях, гладя по волосам, шепча слова утешения. Он рассказывал ей о том, как они найдут и накажут виновных, как они вернутся домой, как все будет хорошо…

Но Элиза почти ничего не слышала. В ее голове царил хаос, обрывки мыслей и образов вихрем проносились перед внутренним взором. Она уловила лишь одно: Париж — город контрастов. Город красоты и ужаса, великолепия и мерзости. Город, который чуть не стал ей могилой.

Наверное, хватит с нее Парижа. Она очень хотела домой. Но… где он, ее дом?

Эта мысль, как удар молнии, пронзила ее сознание. Она выросла в пансионате, среди чужих людей. Некоторое время провела в Айзенберге, где ее чуть не убили мятежники. Затем — замок Штольберг, великолепный, но чужой. Париж… где ее тоже чуть не убили. Непонятно кто и за что.

Внезапное осознание того, что нет в этом мире ни одного места, где бы она чувствовала себя дома, в безопасности, принесло с собой новую волну отчаяния.

— Мне некуда идти, — прошептала она, прижимаясь к Рудольфу еще крепче. — У меня нет дома…

Рудольф обнял ее еще крепче, и в этот момент Элиза поняла. В его объятиях она чувствует себя в безопасности. Защищенной. Спокойной. Значит, ее дом там, где Рудольф всегда сможет ее вот так крепко обнять. И не важно, где в мире это происходит.

Успокоенная этой мыслью, она крепко уснула, утомленная переживаниями. А Рудольф так и держал ее в своих объятиях, не смея пошевелиться, до самого утра. За окном забрезжил рассвет, обещая надежду и спокойствие.

*****

Иоганна проснулась с первыми лучами солнца, скользнувшими по ее лицу сквозь тонкие занавески. Ощущение легкости и предвкушения наполняло ее бытие, словно бабочка, бьющаяся в груди своими шелковистыми крыльями. Сегодня наступал день расплаты. День, который Рудольф Айзенберг запомнит на всю жизнь.

Она уже представляла его скорбное лицо, искаженное отчаянием. Его печаль, так тщательно скрываемую под маской безразличия. Слезы, которые он, возможно, даже не посмеет вытереть своей дрожащей рукой. Она должна была увидеть это собственными глазами. Насладиться своим триумфом.

Быстро умывшись ледяной водой и накинув легкое платье цвета утренней зари, Иоганна почувствовала прилив сил. Вчерашняя встреча с Каменским вселила в нее уверенность. Маленький, миниатюрный револьвер, подаренный им, казался не просто оружием, а символом ее новой, обретенной силы. С ним в руке она чувствовала себя почти богиней войны, готовой сражаться за свою справедливость.

Иоганна осторожно положила револьвер в изящный ридикюль, расшитый бисером. Он лежал там, скрытый от посторонних глаз, но она чувствовала его вес, его холодное прикосновение сквозь тонкую ткань. Это придавало ей решимости.

Выйдя из дома, Иоганна глубоко вдохнула свежий утренний воздух. Город еще только просыпался, улицы были почти пустынны. Лишь изредка проезжали запряженные лошадьми повозки, да торопливо шли по своим делам ранние пташки.

Карета, заказанная заранее, уже ожидала ее у ворот. Иоганна легко вскочила внутрь и удобно устроилась на мягком сиденье. Сердце билось в предвкушении. Дорога до отеля, где остановился Рудольф Айзенберг, казалась ей вечностью. Каждая минута тянулась бесконечно долго. Она нервно сжимала в руках ридикюль, постоянно ощущая присутствие револьвера.

Наконец, карета остановилась.

*****

Пробуждение было тяжелым, мучительным. Голова Элизы, словно окутанная густым туманом, отказывалась ясно мыслить. Обрывки снов путались с реальностью, создавая странную, непонятную картину. Тело было ватным, лишенным сил. Яд давал о себе знать.

Постепенно туман начал рассеиваться, и Элиза осознала, что лежит в чьих-то объятиях. Теплых, крепких, защищающих… Рудольф. Он сидел на краю софы, обнимая ее, и, судя по всему, не сомкнул глаз всю ночь. Его лицо было бледным, под глазами залегли тени, но в его взгляде, устремленном на нее, было столько тревоги и нежности, что сердце Элизы сжалось от волнения.

— Как ты? — прошептал он, едва она открыла глаза.

— Лучше, — ответила Элиза, слабо улыбнувшись.

В этот момент из соседней комнаты послышался слабый стон. Мадлен!

— Мадлен! — воскликнула Элиза, пытаясь встать.

Рудольф помог ей подняться с софы. Они поспешили в комнату Мадлен и обнаружили ее сидящей на кровати, бледной, но при полном сознании.

— Мадлен, ты как? — с тревогой спросила Элиза.

— Жива, — слабо улыбнулась Мадлен. — Голова кружится немного, но в целом… все хорошо.