Он смеется над этим. Это горький смех, и он подчеркивает его особенно агрессивным выпадом. — Кто заставит меня пожалеть об этом?

— Правда поможет.

— Забавно слышать это от тебя.

Я свирепо смотрю на него. — Верно. Потому что ты определенно никогда мне не лгал.

Словно для того, чтобы подчеркнуть невысказанную ложь, он погружается в меня. Я отворачиваю от него лицо, наблюдая за стеной, пока он беззаботно трахает меня. Я позволю ему использовать мое тело, но остальная часть меня не хочет принимать в этом участия.

Он кончает внутри меня, но после этого не задерживается. Как только он моется и поправляет штаны, он смотрит на меня, все еще свернувшуюся калачиком на кровати.

— Я позволю тебе остаться здесь, но ничего не изменится. У тебя мягкая кровать, но не обольщайся, я просто предоставлю тебе более удобную камеру. Ни телефона, ни контактов с внешним миром. Я дам тебе почитать сказку с девочками перед сном. Ты будешь спать со мной. Я не собираюсь убивать тебя, потому что я бы слишком сильно скучал по тебе, но я собираюсь превратить твою жизнь в ад.

— Это было почти мило, — бросаю я в ответ.

Поправляя галстук, он отвечает: — Не следовало брать ожерелье.

— Все еще не жалею об этом, — сообщаю я ему.

— Нет? спрашивает он, изображая легкое удивление. — Мне придется постараться.

Слегка улыбаясь, потому что я, наверное, настоящий псих, я говорю ему: — Делай все, что в твоих силах.

— Не искушай меня, — заявляет он с настоящим предупреждением. — Тебе не справиться с моим худшим, Мэг.

— Хорошо, — говорю я, глядя на него чуть более серьезно. — Позволь мне перефразировать. Поступай со мной как знаешь, но пусть это останется между нами.

Он склоняет голову набок, как будто не совсем понимает. Это заставляет меня думать, что у нас два совершенно разных представления о том, что влечет за собой его "худшее".

— Не впутывай в это Мию, — уточняю я.

Я не могу точно прочесть выражение, которое быстро пробегает по его лицу, но в нем определенно есть настороженность. — Неприятно думать об этом, не так ли? он спрашивает. — А теперь представь, что мы находим текстовые сообщения между нами, где я рассказываю ей, как сильно я бы хотел трахнуть ее, если бы только не был заперт в твоей мучительной компании.

Я вздрагиваю, и он кивает.

— Прости, — говорю я снова. — Я не… Я не знаю, что сказать по этому поводу. Ты же знаешь меня, ты знаешь, что я бы никогда так не сказала.

— Может, я и не знаю, — предполагает он, натягивая куртку обратно. — Может, я только думал, что знаю.

Я даже не знаю, будет ли он восприимчивым — он ни разу не поцеловал меня в губы, когда трахал последние два раза, — но я поднимаюсь с кровати, чтобы встать перед ним. Я нервничаю, и мои мысли возвращаются к нашему первому поцелую в баре, но мне становится грустно. Это кажется почти кощунственным, но я хватаю галстук, который он только что поправил, и притягиваю его к себе, чтобы прикоснуться губами к его губам. Он отвечает не сразу, но потом отвечает, его руки обвиваются вокруг меня, притягивая к себе, его язык проникает в мой рот. Конечно, теперь моя кровь начинает бурлить, сердце колотится в груди, когда он целует меня, прикасается ко мне, притягивает к себе.

Мы оба немного запыхались, когда он наконец отстраняется, но он также выглядит немного потерянным.

Хотела бы я знать, как это исправить. Хотела бы я знать, как убедить наименее доверчивого человека в целом мире, что, хотя все логические признаки указывают на обратное, я его не предавала.

Поистине невыполнимая задача.

— Он никогда больше не прикоснется к тебе, — заявляет он немного хриплым голосом. — Никто не прикоснется.

— Хорошо, — говорю я. — Я только хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне.

— Хорошо, — ровно отвечает он.

Не могу точно сказать почему, но меньше всего я ожидал, что Винс будет охранять мою дверь.

Но вот он стоит за дверью спальни Матео. Судя по его угрюмому виду, он предпочел бы заниматься чем угодно, но не этим.

Впрочем, я тоже. Я здесь всего один день, а мне уже так скучно, что хочется плакать. Ужины по- прежнему отменяются, и я даже не знаю, чем Матео занимается весь день, но он ушел утром и, несмотря на то, что было около восьми часов, до сих пор не вернулся.

Выглянув за дверь, я спрашиваю Винса: — Ты абсолютно уверен, что мне нельзя выходить?

— Никогда в жизни я ни в чем не был так уверен, — сухо отвечает он.

— Тогда почему бы тебе не зайти, — предлагаю я. — Тебе, должно быть, тоже здесь скучно. У Матео есть игры? Я знаю, что в комнатах для прислуги есть несколько штук. Мария неравнодушна к скрэбблу. Принеси игру; давай узнаем друг друга получше.

— Я должен охранять тебя, а не играть с тобой в игры.

— Ты не можешь сделать и то, и другое? Ты парень моей лучшей подруги, и я ничего о тебе не знаю.