«Сдавай доллары в ГПУ,

А сам, давай, иди в тюрьму!»

А Иван Антонович, как ни в чем, ни бывало, протянул сдачу американцу: — Вот, вы сдачу забыли, возьмите!

— Нет, нет! — ответил Энди Тумми, — оставьте сдачу барменше, это чаевые.

Дружеская беседа, возникшая за столом, оказалось очередной нагрузкой для Николая, которому приходилось переводить то с английского на русский, то с русского на английский. Хотя, на самом деле, больше рассказывал американец, в основном, о боевых действиях морской авиации США.

Особой новостью для сотрудников мобильного КБ оказалась информация о японских летчиках-камикадзе. Американец с гордостью рассказал, как ему, с великим трудом, удалось отбиться от камикадзе, который шел на таран, и с горечью о том, как загруженные взрывчаткой самолеты кидались на военные корабли США, взрывая их.

Информация о том, что самолеты камикадзе заправляют топливом для полета только в одну сторону, и закрывают на замок кабины, чтобы они не могли выбраться, всех поразила до глубины души. — «Ну и нация», — подумал Николай, — «вот бы эту, их энергию, использовать в мирных целях».

Николай заметил, что американец, неоднократно бросавший свой взгляд на патефон, встал и подошел к нему, внимательно рассматривая. — Мистер Исаефф, — спросил он, — я правильно понимаю, что это устройство для проигрывания грампластинок?

— Конечно, это патефон советского производства.

— Наверное, это чисто механическое устройство? — сказал американец, — так как я не вижу никакого электрического провода.

— Совершенно верно, — ответил Николай, — движение осуществляется пружиной, которую нужно завести, а воспроизведение — с помощью иголки, мембраны и рупора, свернутого в ящике.

— Мне хочется послушать, как звучит это устройство. Можно это сделать? — спросил Энди.

— Конечно, сейчас мы все сделаем, — и Николай завел пружину и поставил в звукосниматель новую иголку. Рядом с патефоном лежало несколько пластинок: «Тачанка», «Матрос Железняк», «Три танкиста» и что-то еще, но все эти пластинки были «заезженными». Но в самом низу нашлась практически новая пластинка с романсом «Выхожу один я на дорогу» в исполнении Сергея Лемешева.

— «Вот эта пойдет», — подумал Николай, запустил патефон и приятный, лирический тенор великого певца заполнил небольшое помещение буфета.

— Отлично! — воскликнул американец Энди, — просто здорово! У меня дома, в Бостоне, штат Массачусетс, есть электрический проигрыватель, он работает очень хорошо, но очень чувствителен к изменению напряжения. Стоит ему немного измениться, и проигрыватель начинает завывать из-за изменения скорости вращения, а этот аппарат работает очень стабильно.

Все посетители, включая буфетчицу, с удовольствием прослушали романс. — А как называется эта песня, и о чем она? — спросил американец.

— Alone I am going out on the road, — Николай перевел название на английский язык.

— А, понятно, — воскликнул американец, — это исповедь грабителя-одиночки, гангстера, который выходит, чтобы ограбить очередную жертву, да?

И Николай, Николай… согласно кивнул. Он так устал, что был не в силах переубеждать американца. И еще — его знаний английского языка было недостаточно, чтобы объяснить глубинный смысл стихотворения М. Ю. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу», который, по его мнению, заключается в обретении гармонии с миром, природой, преодолении одиночества и смерти.

— А чем в песне закончил этот грабитель? — спросил американец.

— Он нашел вечный покой под большим дубом, — сымпровизировал Николай, чтобы не вдаваться в подробности.

— Его замочили ваши копы? — решил уточнить американец, и Николай согласно кивнул.

— Жаль парня, из песни понятно, что он предчувствовал такой исход, но у него, наверное, не было других средств к существованию, вот он и грабил. Но, с другой стороны, он не платил налогов, так что исход справедливый. Очень хорошая песня, поучительная.

Американец задумался, а потом предложил: — Господа, а не повторить ли нам? По чуть-чуть? Мне понравился этот ваш напиток, он хорошо согревает.

И они повторили, по чуть-чуть, и на этот раз заплатил Иван Васильевич. Николаю не терпелось закончить их посиделки, и он уже раздумывал — какой повод для этого найти, но американец, надо отдать ему должное, понял, что Николай смертельно устал, и предложил посиделки завершить.

Что и было сделано к радости Николая, но ложку, а, скорее, целую миску, дёгтя к хорошо проведенному вечеру, добавил Иван Антонович. Когда они вернулись в общежитие, и расходились по своим комнатам, он остановил Николая. — Держи, Исаев! — и он протянул Николаю завернутую в салфетку американскую купюру. — Делай с ней сам, что хочешь, а меня уволь! Спокойной ночи!