Лезть в мокрый снег не хотелось, но Глеб решил не привередничать и сделать все как положено. Он повернулся к машине спиной, пятясь, спустился в кювет, убрал ручной газ, немного потоптался вокруг машины и выбрался на дорогу. В это время мимо со свистом пронеслась какая-то серо-коричневая от осевшей на ней дорожной грязи «Волга», водитель которой даже не подумал затормозить, чтобы помочь терпящему бедствие собрату. «О времена, о нравы», — пробормотал вслед «Волге» Сиверов, потопал ногами, стряхивая налипший на обувь и штанины мокрый снег, засунул руки в карманы и зашагал по обочине в сторону города.

Не пройдя так и километра, он был вынужден свернуть в лес и долго пробирался по рыхлым ноздреватым сугробам, перелезая через поваленные стволы и раздвигая ветви, каждая из которых норовила набросать ему за шиворот побольше снега, чтобы незамеченным миновать милицейский пост. Он заметил, что патрульные одеты в бронежилеты и вооружены до зубов, что означало, по всей видимости, операцию «Перехват». Кого местные менты перехватывают в самый глухой ночной час, оставалось только гадать; Глеб вспомнил ощущение надвигающейся опасности, которое заставило его остановить чужую, неизвестно откуда взявшуюся машину буквально за минуту до встречи с патрульными, и пробормотал: «Судьба Онегина хранила».

Обойдя расставленный на дороге капкан, он выбрался из леса и продолжил путь. Несколько раз его обгоняли машины — в основном тяжелые грузовики, проносившиеся мимо, как гигантские бешеные быки, атакующие невидимого матадора. Всякий раз, заслышав у себя за спиной нарастающий гул мотора, Глеб сворачивал в лес: догоняющая его машина могла оказаться милицейской, и у ее экипажа наверняка возникла бы целая куча вопросов к пешеходу, одиноко бредущему сквозь ночь по загородному шоссе в зоне действия операции «Перехват».

Миновав перекресток около железнодорожного переезда, он перестал прятаться. Теперь, даже будучи остановленным, он мог назвать не менее трех населенных пунктов, из которых, в принципе, было несложно дойти до города пешком. Он шел, на ходу выдумывая полную бытовых подробностей и истинного житейского драматизма историю про ссору с непутевой женой. Поначалу он приплел сюда же любовника, с которым якобы застукал супругу, но, подумав, беспощадно вымарал этот лишний персонаж: услыхав такое, менты могли заподозрить, что дело не ограничилось словесной баталией. А вдруг он зарезал неверную жену вместе с ее кавалером и именно поэтому ушел из дома? Подозрение привело бы к проверке обстоятельств и установлению личности; и первое и второе было нужно Глебу Сиверову, как зайцу балалайка.

Споткнувшись обо что-то, он с трудом сохранил равновесие, проснулся и только теперь обнаружил, что задремал на ходу, как лошадь или как солдат, совершающий долгий, изнурительный ночной переход. Ему тут же вспомнилось, что за пазухой у него «стечкин» с глушителем, а в кармане — паспорт с городской пропиской. Мысленно обозвав себя идиотом, Глеб закурил и стал наспех переиначивать придуманную в полусне историю. Теперь он был не муж, а вот именно любовник, возвращающийся от своей зазнобы, проживающей в одном из пригородных поселков, например в Куяре. Поругался, хлопнул дверью и ушел. Транспорт не ходит, попутку не поймать, гостиницы в Куяре, сами понимаете, нет, так куда, скажите на милость, человеку податься? На дворе-то не май месяц, под кустом не заночуешь, вот и приходится пешкодралить…

За спиной опять загудел автомобильный двигатель, свет фар швырнул ему под ноги длинную черную тень, рельефно высветив каждую неровность дороги. Мимо, противно тарахтя какой-то отставшей железкой, прокатился едущий в направлении города командирский «уазик» с потрепанным брезентовым верхом и смятым в гармошку правым передним крылом. Миновав Глеба, «уазик» засветил рубиновые огни стоп-сигналов и остановился. Потом включились белые фонари заднего хода, и машина, сердито подвывая движком, начала пятиться, пока не поравнялась с одиноким пешеходом. Водитель, перегнувшись через сиденье, распахнул правую дверь и сделал приглашающий жест рукой.

— Залезай, солдатик, — сказал он приветливым басом. — Или ты, того… спортом занимаешься?

— В гробу я видал такой спорт, — совершенно искренне ответил Глеб и под добродушный смех водителя полез в пахнущее дешевым бензином тепло кабины.

— А я гляжу, — трогая машину с места, оживленно басил водитель, — вроде знакомая личность по обочине чапает. Один, среди ночи, пешком… Пригляделся — ну, точно, сосед!

— Удачно получилось, — осторожно согласился Глеб.

Он тоже узнал человека, которого часто видел во дворе. Сейчас, как и обычно, он был одет в белый маскировочный комбинезон, уже почти утративший актуальность в связи с внезапным резким потеплением, и черную вязаную шапочку. Глядя на него, можно было подумать, что другой одежды у него просто нет; во всяком случае, ни в чем другом Глеб его ни разу не видел. Сзади побрякивали, стукаясь друг о друга, короткие широкие лыжи. Там же, на заднем сиденье, лежало охотничье ружье в видавшем виды брезентовом чехле с кожаными вставками. Человек возвращался с охоты, которая, судя по времени суток, отсутствию дичи и в особенности мятому крылу машины, окончилась раньше, чем началась. Медленно отогреваясь под гул мотора, хлопанье брезентового тента и надоедливое тарахтенье болтавшейся где-то под разбитым крылом железки, Сиверов опять подумал, что сегодня — ночь чудес, полная невероятных совпадений, которых, на его вкус, было что-то чересчур много.